Дыханье ровного огня - [15]

Вы вообще — умеете врать? Вам нравится — врать?

Ах, не умеете? Ах, не нравится? Но иногда — можно? Можно, хоть иногда?

Может быть, вы даже помните, как это было в первый раз? Вы исправили двойку в дневнике? Или вырвали листик из тетради? Вы взяли, или не отдали чужое? Вы разбили стекло мячом, а наказали товарища?

И вам это сошло с рук! Сошло раз, потом ещё раз…

' Серёжка — был слеп. Радость встречи закрыла ему глаза. Он шумел, радовался. Он наливал всем, пил сам, обнимал Наташку. И не замечал, что все сидят, как неживые.

Димка вообще — сидел как на иголках. Он поглядывал на девчонок с видом затравленного зверька. Он чувствовал себя зависимым от их молчания, и его поведение было едва ли не противнее самого вранья.

— Наташка, завтра у нас — целый день! Всё, девчонки, пируйте дальше, а я жену свою забираю. Я номер в гостинице забронировал. У меня теперь деньги есть. Придём послезавтра утром. Кого не застану, заранее прощаюсь.

— А письмо? Я и не прочла ещё! — Настя подняла над головой белый конверт.

— Читай потихоньку, а ответ на тумбочку положишь, к Наталье. Буду уезжать — заберу. Наталья мне передаст. А где фотка моя?

— Я спрятала. С собой теперь ношу, — и Наташка сама обняла Серёжку, и нежно поцеловала его в щёку.

Настя посмотрела на Наташку, встала, и вышла из комнаты.

— Настя, ты куда? — прокричал Серёжка ей вслед.

— Письмо читать. Пора мне мужа искать…

— А, ну давай. Ну, Дмитрий, давай с тобой ещё по одной, пока суд, да дело, — Серёжка вернулся к столу.

Макарова вышла из комнаты вслед за Настей.

Они сели на ступеньки лестницы, и помолчали некоторое время. Письмо застыло в Настиных руках. Она его даже не распечатала.

— Боже, как ужасно, — сказала Макарова.

— А мы-то каковы? Сидим и молчим.

— А что делать?

— Играем роль в этом подлом спектакле. Нет, ну как перестроилась Наташка — налету! Прима, елки-палки. Актриса погорелого театра. Тьфу!

— Может, она ещё скажет ему? Расскажет всё Серёжке? Конечно, мы на неё злимся, но… В конце концов, она имеет право полюбить другого… Только сказать надо, — Настя надежды не теряла.

— Нет, не расскажет. И она не расскажет, и он промолчит. Димка этот. И ты это знаешь. Знаешь, но не веришь. Боишься поверить.

— Боюсь. Как я жить-то дальше буду! Как встречаться с ней? И чего же ещё от людей можно ждать…

— Да, ты права. От людей — много чего можно ждать. А это — предательство. Это называется — предательство.

Макарова точно знала, как это называется.

— Серёжку предала, и нас заодно… размазала… — с горечью сказала Макарова.

— Может, она ещё расскажет ему… Признается во всём… А Димку я и в расчет не беру. И так понятно, что это за птица. Что это за попугай — с павлиньими перьями.

— Почему нам попадаются такие мужики? Почему эти попугаи летают возле нас?

— Да, летают, и каркают. Кар! Кар! Танька Макарова улыбнулась:

— Взвейтесь, соколы, орлами!

— Может, это мы такие непутёвые? Наверно, мы сами виноваты. И Наташка — сама виновата.

Дверь комнаты распахнулась, и Серёжка, в обнимку с Наташкой, подошли к лестнице.

Наташка накинула белую лису на зимнее пальто.

Димка шёл сзади.

— Девчонки, до свидания! Не грустите! Настя, пиши ответ, там по тебе страдают.

— Пока, пока.

Серёжка с Наташкой скатились с лестницы, обнимаясь и смеясь.

Глава 8

«Здравствуй, дорогая Анастасия!

Долго не мог я собраться, и написать тебе письмо. Всё думал. Может, ты давно уже забыла меня. Может, у тебя есть парень. Я не знаю.

Здесь у нас холодно. Посёлок маленький, и офицеры живут в общежитии. И неженатые и женатые некоторые. Я, в основном, — на корабле.

Настя! Если ты меня ещё не забыла, напиши мне ответ, и передай с Серёгой. Знаешь, издалека всё видно совсем по-другому. И я думаю о тебе, думаю и днём, и ночью. А когда засыпаю — ты мне снишься.

Вижу тебя, как в первый раз — в твоей блузке голубой.

Да, я забыл написать тебе, что в начале осени умерла моя бабушка. И теперь ты, Настюха, у меня одна на всём белом свете. Кроме друзей, конечно. И кроме моря.

Напиши мне ответ, только честно.

Остаюсь — твой Костик. Обнимаю тебя, и целую. Даже если на прощанье.

И поздравляю тебя — с наступающим Новым годом. Желаю тебе крепкой и верной любви.

Ещё раз целую. Костя».

Настя лежала на своей кровати и читала письмо при свете настольной лампы. Она прочитала письмо уже раз двадцать.

И не решила пока ничего. Как отвечать, Настя не знала. Знала только, что отвечать надо честно. Только и всего.

Нет, не чувствовала Настя такой любви, о которой мечтала в ранней юности.

Не чувствовала такой любви, о которой читала в книгах.

Нет, не пылало в её сердце никакого «пламени страсти».

Просто горел в её сердце ровный, чистый огонь. Спокойный огонь, похожий на дыхание. Горел — с того самого дня, как Костик появился в дверях комнаты.

Настя знала, что она бы могла прожить целую жизнь с этим огнём в своём сердце. Она знала, что могла бы прожить с Костиком — целую жизнь. И это она знала твёрдо, знала — с самого первого дня их знакомства.

Как же быть? Любовь ли это, если так, без страсти?

Вот что смущало Настю, вот что. Боялась Настя обмануть Костика, боялась обмануть и себя.

Сомнения и неуверенность одолевали Настю, как всегда.