Татьяна Шипошина
КАК ДЕНЬ ВЧЕРАШНИЙ
Ибо пред очами Твоими тысяча лет, как день вчерашний, когда он прошел, и как стража в ночи.
Пс. 89, 5
...Скажи мне, Господи, кончину мою и число дней моих, какое оно, дабы я знал, какой век мой.
Пс. 38, 5
Глава 1
Каждое утро, снова и снова... Я просыпаюсь в одно и то же время. Даже если спал плохо, этот зверь верещит именно тогда, когда самый сладкий отрезок сна ещё властвует надо мной. Когда там, во сне, я полон сладких грёз и замираю от предвкушения того, что они сбудутся.
Я опять недосмотрел. Недочувствовал, недоучаствовал. С усилием сжимаю веки, чтобы снова оказаться там, откуда только что был вырван властной, не знающей пощады рукой.
Нет! Нет возможности вернуться. Я открываю глаза и оказываюсь в настоящем. В безрадостном, надоевшем, каком-то плоском настоящем. Я даже испускаю стон:
— У-у-у-у...
Мой стон растворяется в пустоте. Открытыми глазами я упираюсь в стену с висящим на ней плоским телевизором.
—У-у-у-у...
Пора вставать.
Правда, иногда звон будильника приносит облегчение. Когда из недр подсознания, а может, ещё из каких недр, в мой сон прокрадываются кошмары. О, чего только не рождает «сон разума»! Какие только чудовища не наполняют мою бедную душу...
Бывает, что и режут меня, и душат, и мучат по-всякому — так, что и рассказывать неохота.
А бывает, я убегаю от чего-то страшного. Бегу, бегу, а «они» настигают меня. Я кричу от ужаса... и в это время звонит будильник.
Он думает, что спасает меня.
Он ошибается. Он просто отсрочил казнь. Ведь наступит следующая ночь, и все повторится. Даже во сне мне нет покоя. Либо я не достигаю, чего хочу, либо меня настигает то, чего я не хочу.
Иногда я просто не могу заснуть. Я верчусь до самого утра, пробуя разные описанные в литературе способы себя усыпить: считать до тысячи, считать белых слонов...
Кто пробовал — знает, что всё это ерунда. Мысли как сумасшедшие медленно передвигаются кругами, в третий, в пятый, в десятый раз возвращаясь к тому месту, откуда пришли.
Я выхожу на кухню, стараясь не смотреть на кухонные часы, чтоб не расстраиваться.
Пью чай или ем что-нибудь. Чаще всего — добрый кусок сыру, если он есть. Говорят, в сыре, как и в шоколаде, содержится аналог гормона счастья. Хорошо бы, если так. Но сколько ни ем и сколько ни съел я сыру за свою жизнь, особого счастья отметить не могу. Опять враньё!
Хотя... неизвестно, как бы я жил, например, при полном отсутствии сыра? (Вопрос из разряда «бессоночных», надо полагать...)
Итак, я ем сыр или пью что-нибудь и снова падаю на мною истрепанную, взрытую и почти в голос стонущую кровать. Снова верчусь и снова думаю. О том, что один. Я одинок, я не имею родной души — той, что поняла бы меня, приняла бы меня, ободрила бы и утешила.
Под утро, совершенно измученный, я забываюсь коротким сном (забываюсь, точно проваливаюсь)...
И тут, словно рок, звонит безжалостный будильник. Безжалостный и неотвратимый, как мое существование. Будильнику, как и всем вокруг, совершенно все равно, кто я, какой я, что я чувствую... как и где я спал, ел, жил. Кого любил, кого ненавидел.
Чей, наконец, я сын, чей муж, чей брат, чей отец.
Глава 2
Она... та, что была со мной этой ночью... разве она может понять меня? Да она же глупа как пробка! Или слишком умна? Какая разница? Минутное наслаждение приносит только временное облегчение, временное забытье.
Кто бы знал, как она надоела мне! Как давно я хочу выгнать её, но почему-то не могу. Наверное, потому что тогда у меня совсем ничего не останется.
Я был женат. Брак продлился чуть больше года. Сын и часть квартиры (после размена) остались с бывшей женой. Мне досталась вот эта однокомнатная берлога. Язык не поворачивается назвать её квартирой. Но думаю, что это явление временное.
Итак, бывшая жена. Может, она не так уж и плоха (была). Но жить с ней... С таким же успехом можно жить с той, что сейчас рядом со мной. Ни уму, ни сердцу. Так, чтоб видимость создать.
Та, что сейчас со мной живёт... У неё, правда, есть преимущество. Она не питает иллюзий, не лезет с разговорами о любви. Она не думает рожать. С ней — всё заранее оговорено. Она свободна, я свободен. Мы вместе, пока кому-то это не надоест.
Я могу сказать, что мне надоело. Сразу. Потому что мне вообще всё надоело. Но пока — не смертельно.
Как подумаю, что вот уйдёт она, и мне придётся искать какую-то другую... Нет уж, пусть пока будет. Потерплю.
Сейчас она поднимется, чтобы чмокнуть меня в щёчку. Всё, чмокнула.
— Да, дорогая. До свидания.
Хлопает входная дверь.
Какая ужасная погода! Закончится ли когда-нибудь эта слякоть, этот дождь, этот ветер! Этот снег, этот мороз! Эта надоевшая жара!
Отгадайте загадку: зимой и летом — одним цветом. Не мучьтесь. Это я. Люди на улице спешат в сторону метро. И я — песчинка среди песка, я — никто, и звать меня никак...
Я спускаюсь на эскалаторе, как на ленте транспортёра, которая везёт меня... куда? В пасть какого Молоха?
Эскалатор несёт сотни и тысячи людей вниз и тысячи — вверх. Лица — как маски, сливаются в одну полосу. Не разобрать глаз, носов, ртов. И совершенно безразлично, кто о чём думает, потому что все думают об одном и том же.
