Двойная жизнь Алисы - [8]

В пакете, упавшем на подоконник будки (бум), были ботинки. Мужские ботинки, новые, с вложенным в правый ботинок чеком, фирма «LLoyd», размер сорок шестой. Вне всякого сомнения, ботинки были для меня. Подарок. Ему ботинки малы или велики, а консьерж пусть носит на здоровье, — благотворительность. Ну… спасибо. Вечером (придет же он когда-нибудь домой) ботинки верну под предлогом «размер не подошел, маловаты».

А вот еще одно мое «другое общение»: мама с сыном. Как и Господин в пальто, остановились у будки: может быть, жильцы привыкли совать консьержу в будку косточки, лакомства?.. Но нет, мама с сыном остановились познакомиться.

Мама очаровательная: крепкая ширококостная блондинка, излучающая такое спокойствие и доброжелательность, что хочется к ней удочериться; кажется, что побудешь ее дочкой хотя бы полчаса, и за полчаса она решит все твои проблемы.

— Если вы выйдете из будки, то я на вас посмотрю, — сказал мальчик, и мать одернула его «Матвей!»

Матвей похож на маму, они как матрешки из одного комплекта — крепкие, яркие.

— Простите, ему в школьном театре нужно сыграть э-э-э… пожилую даму.

— Старуху, — уточнил мальчик. — Я играю старуху в пьесе про Хармса. Я там падаю из окна.

Я поправила (не терплю неграмотности):

— В пьесе по Хармсу или по произведениям Хармса.

Мама не обиделась, а кротко пояснила:

— Это именно пьеса о Хармсе, о жизни Хармса, но, конечно, в пьесе его стихи и проза… Матвей играет одну из шести вываливающихся старух.

— Я-то считаю, старуха всегда горбится и шаркает ногами. Но наш режиссер сказал, что это будет выглядеть пародией и чтобы я подумал и создал образ.

— Режиссеру шестнадцать лет, — заметила мама.

— Можете выйти из будки, чтобы я создал образ? — попросил мальчик.

Я вышла из будки и спросила:

— Матвей, когда, по-вашему, человека можно считать старым?

— В тридцать лет… Ух ты, вы в шляпе! У вас шляпа — кр-расота! И туфли — кр-расота, как у клоуна! Вы не старая, вы смешная… красивая… А вы кто были? Актриса, клоун?

Почему «была»?.. Я тоже в его возрасте считала, что старость наступает в тридцать лет, но теперь, когда мне уже исполнилось пятьдесят три, считаю, что в восемьдесят восемь. Туфли «Sergio Rossi» очень красивые, голубые с красным лакированным мысом, под цвет «мерседеса».

— Приходите на спектакль, я вас приглашаю, увидите, как я падаю из окна… Я всех приглашаю, нам нужны зрители. А моя сестра дура, сломала ногу, теперь на одного зрителя меньше… Я сначала буду актером, потом режиссером. Один мой предок был знаменитый кинорежиссер, — я в него!

Мама Матвея улыбалась улыбкой «мы очень демократично ведем себя с прислугой, в том числе с консьержем». Обаятельна, хорошо воспитана, и хорошие манеры явно привиты ей с детства. В мире, где ни у кого нет никаких манер — ни хороших, ни плохих, это редкость. Но сына не научила себя вести! Не нравится мне этот мальчик. Нахал, болтун и любопытный надоеда. Не люблю детей, особенно мальчиков… Девочек тоже не люблю. Кого в данный момент вижу, того особенно не люблю.

Я задумалась, не вредна ли работа консьержем для моего здоровья. Будь я сейчас дома, я бы только проснулась и еще не успела бы выкурить ни одной сигареты — я ведь не курю во сне. В своей новой роли консьержа я уже выпила две чашки кофе и во второй раз выхожу покурить… С другой стороны, кто рано встает, тому бог подает. Сейчас всего половина десятого утра, а бог уже подал мне мужские ботинки «LLoyd» сорок шестого размера.

Кстати, о ботинках. Входит ли в мои должностные обязанности посмотреть, что в полиэтиленовом пакете из магазина «Лэнд», в том, что шмяк вслед за бум?

В романе… Хоть бы раз в жизни оказаться в романе! Но если бы я оказалась в романе, я не смогла бы оценить это в полной мере: как бы я узнала, что нахожусь в романе?..

В романе я обнаружила бы в пакете из магазина «Лэнд» младенца в бархатной пеленке. По меньшей мере младенца. Или хотя бы золотые пистоли. Но с какой стати Господину в длинном пальто доставлять младенца из своей квартиры к будке консьержа? Как только придет полиция, консьерж расскажет, откуда взялся младенец… А с какой стати Господину выбрасывать золотые пистоли в пакете из магазина «Лэнд»?

В жизни пакеты из магазина «Лэнд» гораздо прозаичней, чем в романе. В жизни все, абсолютно все ведет к аллергии. Когда я заглянула в пакет, из него заклубился такой вихрь пыли, будто я открыла сосуд со стариком Хоттабычем. Но никакого Хоттабыча. Я тут же начала чихать, чихала и чихала до слез. В пакете сверху были скомканные рекламные проспекты «Компьютерная помощь на дому», «Салон красоты на Мойке» и «Путешествуйте с нами!», письма, подписанные «С пионерским приветом, твоя внучка, ученица 5 А», «С приветом из Крыма», и прочее из 70–80-х годов, мятые тетрадные листы, открытки, блокнот без обложки, с фиолетовыми чернильными строчками — рассыпался у меня в руках, — и в самом низу старый фланелевый халат в цветочек, грустные остатки чужой жизни. Я имею в виду старый блокнот и цветастый халат, не рекламу.

Господин в пальто собрал и засунул в пакет грустные остатки чужой жизни, а сверху, чтобы место не пропадало, напихал рекламу. Плюхнул чужую жизнь у будки, чтобы консьерж выбросил ее на помойку. Следующим людям не нужны остатки жизни предыдущих, также как тем, у кого посуда «Цептор», не нужны довоенные алюминиевые кастрюли.