Дворец райских наслаждений - [29]

Дружба Тома и Меннерса крепла день ото дня. Том внимательно слушал рассказы Меннерса об охоте в Декане и у подножия Гималаев. Время от времени Том и Генри устраивали скачки, и от внимания Элен не ускользнуло напряженное лицо жениха, тщетно пытавшегося обогнать своего спутника. Сама же она предпочитала ехать помедленней, наслаждаясь дувшим в лицо ветерком, любуясь степью, раскинувшейся зеленым ковром под безоблачным синим небом, или же внимая заунывным песням проводников.

По вечерам они сидели вокруг костра и слушали Меннерса. Том оказался прав — Меннерс был интереснейшим собеседником. Затаив дыхание, они боялись пропустить даже слово из рассказов Генри о заброшенных индийских храмах, ставших местом обитания обезьян, чудных животных, что он видел в джунглях, скалах с барельефами ужасных божеств, и культе душителей, адепты которого, по словам Генри, все еще скрывались в горах и глубине диких лесов. Он поведал им о прекрасных дворцах Дели и Агры, экспедициях против диких племен на северо-западных рубежах, о том, во что в Симле превратили скромное бунгало, когда туда со всем двором прибыл генерал-губернатор в надежде найти спасение от удушающей летней жары. Рассказывал Меннерс и о годах, прожитых в Японии. Не вдаваясь в подробности о своей работе советника при армии Мейдзи, он говорил о садах и храмах, Будде в Камакуре, оленьем парке в Наре, красотах дороги, бегущей вдоль побережья Внутреннего моря, Фудзияме и странных обычаях японского двора. Обо всем этом он говорил с восторгом и удивительной терпимостью, которая никак не вязалась с образом циника, в котором он предстал перед Томом и Элен в Пекине. Между делом он упоминал о знакомствах с людьми, чьи имена Элен доселе встречала лишь в газетах. Оказалось, Генри лично знал таких политиков, как Джордж Керзон и Артур Бальфур, писателей Бернарда Шоу и Макса Бирбома, звезд театральных подмостков Сару Бернар, Эллен Терри — все это говорило о том, что Генри вращался в обществе, о котором Элен даже не смела мечтать. Насколько Элен поняла, еще до перевода из гвардии в королевские инженерные войска в Индии в начале девяностых, причина которого оставалась загадкой, Меннерс даже успел побывать на приеме у принца Уэльского, которого он называл запросто — Берти. Мир английской аристократии представлялся Элен не меньшей диковинкой, чем усыпанное звездами ночное небо Азии, но вместе с тем диковинкой очень пугающей. При всем этом Меннерс не хвастался и не пытался показать свое превосходство. Элен начинало казаться, что, увидев в Меннерсе хищника, она дала слишком большую волю своему воображению. Генри был мил и внимателен и вел себя с ней так же по-джентльменски, как и Том. Но Том, который был всего лишь на несколько лет младше Меннерса, казался по сравнению с ним школьником, когда он страстно, чуть ли не раболепно, упрашивал Генри рассказать что-нибудь еще, а потом, слушая очередную историю, ловил каждое слово.

На третий день пути после полудня равнина сменилась чередой пологих холмов, склоны которых покрывали дубовые и вязовые рощи. Теперь путники ехали мимо яблоневых садов и просяных полей, на которых трудились одетые в синие куртки крестьяне. По ухабистым тропинкам грохотали запряженные ослами телеги. Деревни стали встречаться чаще, поэтому третью и четвертую ночь проводники предпочли провести на постоялых дворах. Трое европейцев поставили палатки во дворе, не желая спать в задымленных комнатушках, где прямо на полу вповалку лежали погонщики мулов. Памятуя рассказы о разбойниках и грабителях, они были рады заночевать за толстыми глинобитными стенами, создававшими иллюзию защиты от опасностей, которые могли таиться в деревне. Элен казалось захватывающим сидеть среди телег, вслушиваться в жалобный плач какого-то струнного местного музыкального инструмента и наблюдать, как за обтянутыми промасленной бумагой окнами двигаются огромные тени погонщиков. Вспоминалась сцена в трактире из «Дон Кихота» или же одного из рыцарских романов, которые она читала в детстве.

Ее потрясала каждая деталь векового уклада крестьянской жизни, и она очень обрадовалась, когда на пятый день пути Меннерс сообщил, что скоро они приедут в первый на их пути город, огороженный стенами, который называется Фусинь. Он сказал ей, что именно там Нурхаци, основатель маньчжурской династии, построил западную заставу и именно там похоронен один из его племянников. По словам Меннерса, внешне Фусинь должен был напоминать пункт их конечного назначения — Шишань.

Вдали показались башни и крепостные стены небольшого городка, возведенного на вершине холма. Крепостные стены были совсем как в Пекине, разве что меньше. К западу от холма высилась древняя пагода. Том и Элен с жаром обсуждали предстоящие покупки на рыночной площади. По мере приближения к гигантским воротам, до которых теперь было около пятисот ярдов, на дороге становилось все больше народу. Меннерс с Лао Чжао утром уехали в город, чтобы еще до прибытия их маленького каравана закупить припасы и договориться о ночлеге. Именно поэтому Том и Элен с таким изумлением взирали на Генри, который несся от ворот им навстречу, расшвыривая в стороны всех, кто попадался ему на пути. Неожиданно слева раздался многоголосый крик. У дороги на пустыре сгрудилась толпа народу. С высоты седел Том и Элен могли разглядеть, что происходит в центре толпы. Элен озадаченно нахмурила брови. Сперва она не поняла, что происходит. На коленях стояло десять-одиннадцать человек, руки которых были скручены за спинами обнаженными до пояса здоровяками. Еще несколько человек откидывали в стороны косицы коленопреклоненных, так, чтобы обнажились шеи. Седовласый старик в синем халате стоял перед кучкой чиновников и громким визгливым голосом зачитывал какой-то свиток. Потом он, махнув рукой, дал знак еще одной группе здоровяков, также обнаженных до пояса и сжимавших в руках длинные изогнутые мечи. Каждый из вооруженных полуголых исполинов подошел к одному из коленопреклоненных людей и встал рядом.