Дворец райских наслаждений - [208]

Он улыбнулся своим воспоминаниям.

— Да уж, вечер выдался славный. И вот тогда он попросил меня об услуге. Он смеялся, ему казалось, что время, когда мне придется ее оказать, никогда не настанет. В тот вечер ты была в доме, хотя, конечно же, ничего не помнишь. Сидела в соседней комнате и училась играть на цине. Прилежная такая. Совсем малышка. Думаю, тебе известно, что отец тобой очень гордился. Ты стала для него сыном, которого у него никогда не было. Некоторое время мы слушали, как ты играешь, а ты уже тогда играла очень, очень неплохо, и он попросил меня… Нам было весело, мы были пьяны, так вот он попросил меня… мы вспоминали былое, плакали, по щекам текли слезы, и, несмотря на то, что оба посмеялись — твой гордый отец, и вдруг о чем-то меня просит… Одним словом он спросил: «Если со мной что-нибудь случится, ты позаботишься о ней?»

Фань Имэй казалось, что голос мандарина доносится откуда-то издалека. Перед ее глазами стояло лицо отца: улыбающееся, пьяное, смешное, любящее. Мандарин ошибался. Она помнила тот вечер. Это был один из тех редких случаев, когда отец притронулся к вину. После этого ему было плохо, и он еще два дня пролежал в кровати. Она его по-детски отчитала за то, что он связался с дурной компанией, но так никогда и не узнала, что человек, с которым отец пил в тот вечер, был мандарином.

— Разумеется, я согласился, — продолжил мандарин. — Мы стали пить дальше, как в былые времена, по-нашему, по-хунаньски. После мы не виделись. Началась чума. Я был занят. Да, мне доложили, что твой отец умер, но тогда умирали многие, очень многие. Прости меня. Мы жили одним днем. Когда у меня появилось время, я принялся тебя искать. Сперва мне сказали, что ты тоже сгинула. Еще одна безымянная жертва в общей могиле. Я пошел в храм и сделал подношения в память о тебе и твоем отце. Потом жизнь пошла своим чередом. Мы привыкаем к безумию и утратам…

Он замолчал и нахмурил брови, словно вспомнил о чем-то дурном. Фань Имэй уставилась на мандарина, приоткрыв рот. Мысли путались. Мандарин вздохнул и все тем же монотонным голосом продолжил:

— Годы спустя один из твоих дядьев предстал передо мной на суде. Вообще-то дело происходило не в суде, а в соседнем помещении, комнате дознаний. В той комнате никому не удается утаить правду. Твой дядя-ростовщик был дурным человеком, он обворовывал собственных родных, включая твоего отца, и тех, кто имел глупость ему довериться. Он мне рассказал, что отправил тебя сюда, что продал в публичный дом собственную племянницу, дочь моего друга. Умер он в мучениях. Вряд ли тебе от этого станет легче, но это было самое меньшее, что я мог сделать. Но заслуженная смерть не могла исправить того зла, что он тебе причинил. Да, вот теперь я покурю.

Фань Имэй зажгла свечу, и мандарин затянулся.

— Спасибо, — он закрыл глаза и откинулся в кресле. Потом он подался вперед и, опустив голову, уставился в пол. — Может быть, мне следовало тебя выкупить? — промолвил он после долгого молчания. — Мне бы это не составило труда, даже несмотря на огромную цену, которую заломила Матушка Лю. Но что бы ты стала делать? Ты бы уже не смогла выйти замуж. Я мог бы поселить тебя в своих покоях, сделать на словах своей наложницей, но мои жены позаботились бы о том, чтобы превратить твою жизнь в кошмар, и он ничем бы не отличался от того ада, в котором ты здесь жила. А может, он был бы еще страшнее. Я думал отправить тебя в храм. Но чтобы такая девушка, как ты, стала монахиней? Разве это жизнь? Я стал ломать голову дальше, но ничего не мог придумать. Ты должна была остаться невольницей. Других возможностей для тебя я не видел. Поэтому я отдал тебя майору Линю. Данное решение казалось мне практичным. С определенными оговорками, он не такой уж плохой человек. С практической точки зрения, я стараюсь быть прагматиком — ведь наша жизнь — не более чем весы, я подумал, что вы подойдете друг другу. Ты станешь его наложницей — и твое положение хоть как-то тебя защитит. Теперь я понимаю, что мое решение было не слишком удачным. Прости меня.

Фань Имэй промолчала. Ей было нечего сказать.

Мандарин выпрямился и теперь опирался на локоть.

— И все же ты не перестаешь меня удивлять. Ты унаследовала многие славные качества своего отца. Ты мужественна, терпелива, в твоем сердце есть место состраданию. Я наблюдаю за тобой вот уже много лет. В дочери я вижу черты отца. От Цзиньхуа тебе достался еще один талант. Ты совершаешь неожиданные поступки. Это ведь ты уговорила Ma На Сы спасти несчастного американского мальчика? Ты меня поставила в крайне неудобное положение. Если бы положение в стране не переменилось столь резко, меня бы ждали крупные неприятности. И все-таки я восхищен твоим благородным поступком. Я горжусь тобой. Также я был очень рад, когда узнал, что Ma На Сы взял тебя под свое крыло. Жаль, тебе не удалось с ним бежать. Тебе нет места в нашем обществе, так, может быть, оно найдется в обществе иноземном? Одна беда, он любит другую. По крайней мере, ему так кажется.

— Вы говорите так, словно он жив, — тихо промолвила Фань Имэй.

— А он действительно жив, — ответил мандарин. — И ты с ним очень скоро встретишься. В частности, именно поэтому я столько тебе сегодня рассказал. Я знаю, тебе практически не за что благодарить меня, однако твой отец оказал мне честь, став моим другом, и ради его памяти я хочу попросить тебя об услуге.