Двое из многих - [95]

— Это совсем не трудно! Французы были уверены, что никто из нас их языка не знает, и потому спокойно оставляли тексты прямо на столе. Парень же все содержание передавал нам. Например, нам известно, что товарищ Самуэли погиб, а Бела Куну удалось эмигрировать за границу…

— Об этом и в местных газетах писали, — сказал Ульрих.

— А на каком же языке вы разговаривали с французами? — спросил Керечен.

— На русском. По-русски они говорили нисколько не лучше нас: сами тут учились. Несколько человек среди них говорили по-немецки. Подожди, как же звали их начальника?.. Кажется, Шарпантье. Французы терпеть не могли белочехов. Французы говорили, что они вовсе и не собирались приезжать в Россию. Меня они приглашали с собой, обещали потом увезти в Африку. Там, говорят, очень тепло… Я, разумеется, не согласился. Пусть катятся ко всем чертям! Большинство французов из Лиона. Я сдружился с лионцем но имени Камюн. Как-то я ему возьми да и скажи: «Посмотри, какой белый хлеб вы здесь едите, да и чехи тоже, а бедные русские солдаты едят только черный хлеб. Чего ради вы здесь появились? Русские вас не обижали никогда». А он мне на это и отвечает: «А мы ведь сюда не по своей воле пришли. Нас сюда наши офицеры затащили!» Тогда я ему начал петь наши народные песни, а он мне спел «Марсельезу», слова которой я узнал в лагере от товарища Форгача. Если бы вы только видели, как он обрадовался! Обнял он меня и спрашивает: «Ты коммунист?» Я ему отвечаю, что, мол, да. А как хорошо французов кормили! Но их офицеры все равно были недовольны. Они то и дело посылали нас в кондитерскую за пирожными, которыми они закусывали коньяки, ликеры и шампанское. Камюн и нам иногда давал что-нибудь выпить. С пивного завода все время свежее пиво привозили, благо до него было недалеко. Но как только красные взяли Омск, французы сразу же дали драпака. Забрали с собой все, кроме сухарей и спирта, которые Камюн оставил мне. На черта им нужен спирт? Они даже не знают, что с ним делать. Я же его продал на пивоваренный завод…

— Видишь, товарищ Ульрих, — усмехнулся Керечен, — другие тоже не растерялись, как и ты. — И, повернувшись к Мишке Хорвату, добавил: — А ты, я вижу, потолстел кило на десять.

— Не меньше, — признался Мишка. — А может, даже и больше. Оно и не мудрено на таких-то харчах.

— И сразу же стал выглядеть лет на десять моложе…

— Но не все французы уехали, — продолжал Хорват. — Остались два кондитера и один повар.

— А твой знакомый тоже остался?

— Тоже.

— А ты где работал? — спросил Керечен у Дани Риго.

— У итальянцев. Работа хорошая, жаловаться не приходилось. Ребята попались хорошие, мы с ними быстро нашли общий язык. Но среди них не только итальянцы были…

— А кто же еще?

— Были среди них один африканец, сицилийцы, несколько человек из-под Фиуме… Эти немного даже по-венгерски понимали. Были хорваты… Короче говоря, люди различных национальностей, но ни один из них воевать не хотел. Когда дело дошло до боя, они почти все отказались повиноваться своим офицерам. Заявили, что не будут стрелять в русских, скорее своих офицеров перебьют. Итальянцы побросали оружие и бежали, требуя от своего начальства, чтобы их поскорее отправили на родину. Удержать их было просто невозможно.

— А мы-то думали, что они просто трусы, — заметил Покаи.

— Они такие же, как и мы, — сказал Риго. — Самые простые люди… Один из них показывал мне фото своей жены и детишек, они совсем обычные. Колчаковские офицеры хотели бросить против партизан казаков, но не смогли и этого сделать, потому что итальянцы напоили всех казаков до того, что те даже пошевелиться не могли.

— Черт возьми! — выругался Покаи. — И откуда только буржуи не нагнали сюда народу, чтобы задушить Советскую Россию! Из Америки, с берегов Миссисипи, из Алжира и Марокко, из Лиона, Парижа и Лондона, с побережья Далмации, из Праги и Белграда, из Румынии, Сицилии, Японии…

— И из Японии! — воскликнул Ульрих. — А что эти японцы творят в лагерях для военнопленных, которые они охраняют? Я сам слышал, что рассказывали венгры, которым удалось бежать из этих лагерей. Японцы с пленными объясняются только жестами. Если им кто-нибудь не понравится, тому вешают на шею железное кольцо, а потом таких уводят и расстреливают. Подумать страшно, что было бы здесь, если бы контрреволюция победила! Эти интервенты сами перегрызли бы друг другу глотки. А японцы хотят здесь обосноваться и заселить эти земли.

— А если бы вы знали, — продолжал рассказывать Покаи, — в каком ложном свете белые стремятся представить красных! Кого они только не натравляют на них! Но толку от этого мало. Бросили они на борьбу с партизанами своих конников, но красные перебили их, ну, как это делается в честном бою. А колчаковцы что сделали? Взяли да и сами изуродовали трупы павших в бою казаков и выставили их на всеобщее обозрение. Смотрите, мол, что сделали красные со своими противниками. Правда, им мало кто поверил. Многие даже и смотреть-то не захотели.

Допоздна засиделись друзья в кофейне. Время за разговором бежало незаметно. Договорились, что в случае необходимости они снова встретятся в солдатском лагере. Двое гостей остались ночевать в этом лагере, а трое офицеров разошлись по своим баракам. Благо никаких часовых у ворот не было и в помине.