Двое из многих - [4]
Имре учился и того меньше: он окончил всего шесть классов начальной школы. Тоже выходец из крестьянской семьи, он работал поденщиком, когда находилась работа. В армию его забрали в одно время с другом Иштваном. Вместе они прошли огонь, воду и медные трубы. Вместе в пятнадцатом году попали в плен под Коломыей. Затем им предстояло проделать долгий и нелегкий путь через Буковину и Галицию. Пришлось поголодать, да еще как! Везли их в вагонах-телятниках, где их поедом ели вши. И наконец попали в солдатский лагерь для военнопленных в захудалом городишке Соликамске, что стоит на берегу Камы. Чего им только там не пришлось вынести! И тяжелую работу, и жестокое обхождение… Но больше всего пленные страдали от тоски по родине.
В лагере оба друга познакомились с худым бледнолицым унтер-офицером. От него они впервые в жизни услышали о социализме.
Иштван и Имре жадно вслушивались в каждое слово унтер-офицера, впитывая в себя новые идеи. Постепенно в них росла жгучая ненависть к тем, кто оторвал их от родного дома и бросил в эту мясорубку.
Молодого унтера звали Тибором Самуэли[1]. Он жил с ними в одном бараке и вместе переносил все тяготы и лишения плена.
В 1918 году в Сибири начали создаваться отряды Красной гвардии. Иштван и Имре в числе первых вступили в один из таких отрядов. Они старались не расставаться друг с другом ни на шаг. Их дружба закалилась в боях. Друзья делились последним куском хлеба, последней щепоткой махорки.
Вместе они жадно вдыхали воздух свободы, впервые обретенной на русской земле.
Тоска по родине уже не терзала их так сильно, как прежде. Правда, по вечерам они все так же вспоминали родной дом, звенящий ручей возле виноградников, радующие глаз пшеничные поля на Альфёльдской равнине, запах кукурузы, когда ее ломают и рушат… Среди огненно-желтых стеблей кукурузы нет-нет да и промелькнет девичье личико, обрамленное шелковыми волосами. Как тут не сорвать робкий поцелуй и не обнять крепко девушку, которая счастливо захихикает! А медовый девичий голосок звенит, как серебряный колокольчик…
Порой вспоминался храмовый праздник, на который из сотен сел стекались крестьяне — мужчины, женщины, дети… Шли с крестами, хоругвями, статуями святой девы Марии и молитвой: «О ты, святая дева Мария, будь к нам милосердна, даруй нам силы…» Конец молитвы обычно произносили так, что его невозможно было разобрать.
Однако если для стариков храмовый праздник был важен шепотом молитвы, то для молодых парней куда важнее было повозиться с красивыми, нарядно одетыми девицами. На таких праздниках обычно завязывались знакомства и вспыхивала любовь. После таких праздников нередко играли свадьбы.
А сколько было разговоров в веселый праздник, когда забивали свинью, в воздухе пахло свежим мясом, паприкой, добрым вином, копченым салом и колбасами!..
Да разве можно перечислить все, о чем говорилось на празднике? Разве можно вспоминать обо всем? Мысленно представишь себе милые сердцу лица родителей и родичей, мысленно услышишь их голоса — и больно сжимается сердце…
И все это можно назвать коротко — «у нас дома», — а щемящую сердце, никогда не утихающую боль по такому далекому родному селу — тоской по родине.
А сейчас вот им приходится бороться за жалкое свое существование здесь, в далеком далеке, на берегах Камы.
Иштван и Имре все время старались идти на запад. Шли, пересекая множества тропок и дорог и больше всего опасаясь вновь попасть на то место, откуда вышли…
Местами лес заметно редел. В шелковистой траве красовались пестрые цветы. Временами путь беглецам преграждали густые заросли кустарника. Иногда у них под самым носом стрелой пролетал заяц или пробегала косуля. Зимой зайцы в этих краях бывают белыми, сейчас же они щеголяли в темных шубках.
Имре с тоской смотрел вслед убегавшим зайцам. Он не раз кидал в них камнями, но, разумеется, ни в одного не попал.
Солнце поднялось уже высоко, но ни еды, ни воды они так и не отыскали. Пришлось ограничиться кислыми листочками щавеля.
На одной полянке Керечен остановился:
— Давай найдем какой-нибудь ручей! У него отдохнем и съедим консервы.
Вскоре они обнаружили следы оленей. Пошли вслед за ними и через полчаса ходьбы увидели крохотный ручеек. Он пробивался сквозь чащу такой тоненькой струйкой, что местами совсем терялся в зарослях кустарника.
— Давай отдохнем немного, — предложил Имре другу.
— Давно пора, — поддержал его Иштван.
Уселись у самой воды. В руках у Керечена блеснуло что-то металлическое.
— Что это у тебя? — удивился Тамаш.
— Странно, но он даже не намок. Я его нашел в кармане, когда выкручивал брюки.
— Не болтай много, а лучше скажи: что это такое?
— Личный знак! Разве не знаешь? У тебя тоже такой был. Я-то свой давно потерял.
— А это чей?
— А это Йожефа Ковача… Он у меня на глазах умер, вот я и взял… А получил он этот знак еще в Мишкольце, перед отправкой на фронт. Гляди, как отчетливо выдавлены на нем буквы!
Имре взял в руки жетон и вслух прочитал:
— «Подпоручик Йожеф Ковач, родился в Гёдёлле в тысяча восемьсот девяносто втором году. Студент. Мать — урожденная Евгения Пастор…» И тот же текст по-немецки… Брось его! Зачем он тебе?
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.