Две жемчужные нити - [7]
— Какой же прок тогда от этого золота, мудрая морская русалка?.. Я и не знал, что ты такая.
— Какая?
— Сказкам веришь…
— Андрей, не смеши меня, это ведь почти каждый салага знает…
— Салага, может, и знает, а я вот не знал. Вот крест святой, не знал, — забожился шутливо Андрей и отряхнул брюки, к которым пристали сухие травинки и мох.
Они спустились в долину к самой заставе, вышли на асфальтированное шоссе, и оба чуть не вскрикнули от неожиданности. Олеся невольно даже прижалась к плечу Андрея — так ее поразило увиденное.
Широкие ворота, у которых днем и ночью проверяли документы и пропуска на право въезда в Новоград, были распахнуты настежь. Полосатый шлагбаум, который раньше перегораживал дорогу, валялся на земле.
Капитан Корзун стоял на лестнице возле полосатого столба и сбивал топором грозную табличку, на которой строго и четко было написано: «Запретная зона». Он был настолько увлечен делом, что даже не заметил Олеси и Андрея, подошедших совсем близко. А бывало, за сотни метров угадывал приближение человека к этим сумрачным воротам.
Возле него на камне примостился репортер новоградской газеты «Маяк коммуны» Петр Сухобрус, или, как его называли ткачихи, «где посей, там и взойдет», и что-то быстро записывал в блокнот, время от времени обращаясь к капитану. Сухобруса ткачихи хорошо знали, потому что он первый извещал в газете обо всех радостях и печалях, которые случались в цехах. Всегда веселый и непоседливый, постоянно озабоченный, вечно спешащий, Сухобрус был нынче молчалив и грустен. Он тихо переговаривался с капитаном, не поднимая головы. Разговор у них, видимо, не клеился.
— Ремонт производим? — весело кашлянул Андрей и потянулся рукой к карману с пропуском.
Олеся тоже открыла сумочку.
Корзун опустил топор и горько вздохнул:
— Какой к лешему ремонт! Пришел приказ: снять вокруг Новограда запретную зону. Теперь все открыто… Давай вали кому вздумается… Вот они со всего света и повалят…
— Ой как здорово! — обрадовалась Олеся. — К нам люди будут теперь свободно приезжать. Свободно! Кто захочет! И девушки, и ребята… И больше мы не будем сидеть за пятью замками, как в монастыре… Ветер свежий подует…
— Подожди, Олеся, я слова твои запишу! — вдруг засуетился Сухобрус. — Вы ведь первые идете в Новоград без пропусков. Это очень важно для газеты. Первыми прошли без пропусков ткачи… Как ты сказала, Олеся?
— Ой, как же теперь здорово будет! Как здорово!.. Как все люди будем жить. Без пропусков. А то отгородили красоту такую, смотрите, — виноград, сады в долине, море.
Корзун бросил топор на землю, соскочил с лестницы:
— Вот и он мне то же самое сказал…
— Кто? — оставив Олесю, Сухобрус подбежал к капитану.
— Секретарь наш. Верба Анатолий Иванович. То ездил себе мимо меня да все лишь рукой помахивал в знак приветствия. Махнет на ходу, и будь здоров…
Все окружили Корзуна, притихли.
— А тут вышел из машины, поздоровался и спросил, как я поживаю. Не скучно ли мне бывает стоять возле этого полосатого шлагбаума! А потом взглянул на долину, на сады и виноградники, да еще на море, словно малыш какой, что никогда всего этого не видел, да и говорит: «Как тут хорошо, товарищ Корзун, а мы взяли и отгородили все это от людей… Зачем?» Я так и вскипел. Хочу сказать, что тут боевые корабли, новая техника, флот обновленный и так далее, но рядом с ним стоит наш адмирал и лукаво так улыбается мне, одними глазами. Что за чертовщина? Я же тут для адмирала в основном стою, а не для Вербы. Вот адмирал и должен возразить секретарю райкома. А тот стоит, словно ничего не произошло, спокойно слушает, как Анатолий Иванович говорит дальше: «Представьте себе, товарищ капитан, красивый город, а в нем чудесный парк, у самого моря. И вот этот парк оплели со всех сторон колючей проволокой. Почему? А потому, оказывается, что там стоит несколько зениток, которые трижды в год дают салют. И в парк к морю никого не пускают. Как люди к этому отнесутся, что они скажут?» — и так внимательно посмотрел на меня. И на адмирала. А потом сели в машину и укатили, наверно, в обком. Вы слышали такое, товарищи: «Что люди скажут?»
— А люди уже сказали! — не удержалась Олеся.
Корзун зло махнул на нее, чтобы умолкла, не твоего, мол, ума дело.
Андрей Мороз задумчиво проговорил:
— Зенитки… А ведь у нас крейсеры и эсминцы, а не только одни старые зенитки…
— Вот как оно все случилось, браточки милые. Я уже тогда догадывался, но не думал, что так скоро и приказ будет… А он, видишь, и пришел этой ночью…
— Эх, жаль, что меня тогда не было возле вас, — сокрушенно покачала головой Олеся.
— А то что? — насторожился капитан.
— Да я бы их обоих расцеловала. И Анатолия Ивановича и адмирала!
Капитан вмиг насупился:
— Ну, знаете! Надо же субординацию соблюдать…
— Да зачем она мне, субординация ваша? Я ведь погонов не ношу. Я от всей души. И не от себя лично, а от всех ткачей. Мы на собрании давно говорили, что надо убрать все шлагбаумы вокруг Новограда. И резолюцию вынесли. И в Москву написали. И в обком. Да и не только мы. Это же думали и строители. И рабочие морзавода. Голос народа! Вы уж не обижайтесь, товарищ капитан, что должность вашу сократили. А чтоб безработным вам не ходить, идите к нам на комбинат, мастером по шелкам станете…
Известный украинский писатель Василь Кучер (1911–1967) в годы Великой Отечественной войны работал корреспондентом армейских и фронтовых газет. Принимал участие в боях при героической обороне Одессы, Севастополя и города-героя на Волге. Событиям войны посвящены лучшие его произведения.В центре романа «Плещут холодные волны» — образы моряков-черноморцев, отстаивавших до последнего дня Севастополь.О том, как создавался роман и кто послужил прототипами главных героев, писатель рассказал в послесловии, написанном в 1960 году.
В книге известного украинского писателя рассказывается о том, как моряки, сражавшиеся за Севастополь в 1941 - 1942 гг. (после того, как советские войска оставили город), без хлеба и воды пытались переплыть Черное море и достичь кавказского берега.В основу сюжета положен действительный факт.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.