Две тайны Христа. Издание второе, переработанное и дополненное - [20]

Греция, как и Иудея, стояла особняком в отношениях с Римом. По образному выражению Карла Каутского, «как в области экономики и политики, так и в области философии и искусства Рим по отношению к Греции всегда оставался только грабителем. Его великие поэты и мыслители почти все были только плагиаторами». Все это было действительно так: только опираясь на выдающуюся интеллектуальную мощь греческой культуры, римская военная машина смогла завоевать мир. Если Иудея мало давала Риму, то Греция давала всё. Боги Рима — те же греческие, чуть постаревшие боги. Римская знать приглашала греческих риторов, грамматиков для обучения своих детей. Афинские школы по-прежнему продолжали свои диспуты. А Нерон, так и не нашедший в Вечном городе своих слушателей, получил прекрасную аудиторию в Греции. Нельзя сказать, что весь просвещенный римский мир не осознавал свою зависимость от Греции. Но что было делать?! Обойтись без греков было невозможно, они зримо или незримо присутствовали во всех областях империи.

Римская литература, взяв на вооружение красочные греческие легенды с их многообразием богов и сюжетов, получила богатейшую пищу для размышлений. Но случилось так, что будто завороженный стоял этот мир перед «Илиадой» и «Одиссей» и в течение долгих лет не пытался создать ничего своего. Усилия Рима, его лучшие умы устремились в ту свободную нишу, которую до них никто не занимал и не пытался осмыслить; закон и государственное право — вот основной вклад Рима в цивилизацию. Но ко времени Августа римская литература достигла высокого уровня развития, и свитки буквально заполонили империю. Читать стало модно, а потребность определяет появление товара и его качество. В огромном количестве на рынок стали выбрасываться произведения, обыгрывающие известные сюжеты, а затем и новые, возможно, повторяющие забытые мотивы. Несколько сотен лет в Риме продолжалась активная издательская деятельность, и главными итогами этой деятельности были произведения, так или иначе воспевающие величие Рима: мифологические сюжеты, исторические повести (Тацит, Плиний Старший), «География» (Страбон). На иудейство, по крайней мере в I в., вплоть до появления произведений Флавия, было наложено интеллектуальное табу. Этому были причины, и весьма веские.

Как ни странно, именно в последнее столетие до н. э. и в I в. н. э. иудеи обладали одним несомненным преимуществом перед другими народами, населяющими империю. По мере развития общественных отношений тяга людей к общению, к коммуникациям, коллегиальному творчеству становится все явственней — это всеобъемлющий закон, свойственный большинству биологических видов вообще; вместе легче преодолевать трудности. У иудеев в силу географического положения их родины, особенностей национального характера эта черта натуры перешла в фетиш. Постоянные войны, победы и поражения развили в народе веру в Единого, национальное самосознание и потребность в объединении и взаимной выручке. Еще пребывание в Египте и исход с многолетним блужданием по пустыне сплотили племена, вавилонское пленение с последующим расселением на чужбине тоже содействовало сплочению иудеев. Где бы они ни появлялись, в каком бы количестве ни были — одна семья или несколько, — они непременно устанавливали контакты друг с другом, будучи ограждены от остальных народов сводом своих законов и правил. Тацит в этой связи упоминает об их готовности всегда прийти на помощь друг другу. Эта национальная особенность находилась в резком контрасте с возможностями других народов. Например, объединение германцев в военные отряды практиковалось часто, но не носило признаков духовности, а именно этот фактор и потребность в нем становились доминирующими.

Положение в Риме было диаметрально противоположным. Стремление в основном патрицианских слоев к созданию клубов и обществ с политическими целями наблюдалось практически сразу же после смерти Суллы и окончания репрессий. Цезарь, по свидетельству Светония, «распустил все коллегии за исключением тех, которые вели свое происхождение от глубокой древности» (Светоний. Цезарь). Август последовал его примеру: «Некоторые фракийцы организовывались для разных неблаговидных целей… За исключением старых, признанных законом, Августом были распущены все коллегии» (Светоний. Август). Из переписки Плиния и Траяна сохранились письма, в которых Плиний сообщает об огромном пожаре, опустошившем Никомедию, и советует организовать вольную пожарную команду численностью в 150 человек. Зная нравы римского общества, он подчеркивает, что надзор за ними не будет слишком сложен. Траян, один из самых демократичных и любимых императоров, отказал. «В то время как Цезарь поставил в зависимость от разрешения Сената основание самостоятельных корпораций с собственным имуществом, — писал Гольцман, — он без всяких колебаний допускал образование иудейских коллегий с общими трапезами и собственным имуществом. При господствующем тогда стремлении объединиться в союзы, которых государство опасалось и потому преследовало, это допущение иудейских религиозных коллегий приводило к тому, что многие язычники стремились вступить в число членов этих коллегий в качестве так называемых боящихся Бога». Легко понять причину решений Цезаря, а затем и Августа, давших иудеям такие привилегии. Оба императора прекрасно понимали отсутствие всякой военной угрозы со стороны общины — это не союз гладиаторов, смешно было также допустить, что иудейские общины несут какую-то политическую угрозу империи. Скорее наоборот, присутствие инородного раздражающего фактора всегда отвлекает внимание толпы. Некий соблазн для плебса, который несли вновь образованные общины, ни Цезарем, ни Августом, ни другими императорами, так и не отменившими иудейские вольницы даже в эпоху самых тяжких преследований, в расчет не принимались. Но подобное решение было палкой о двух концах. Можно сказать, что и Цезарь, и Август своими руками, естественно, даже не подозревая об этом, стали создавать почву для будущих христианских общин. Организованное иудейское братство было чрезвычайно привлекательно. Рабы, вольноотпущенники, бедняки с завистью смотрели на это монолитное привилегированное содружество, члены которого, в силу общего духовного фактора — Единого и чувства локтя, ощущали себя умиротворенными и защищенными. Их истовое и дружное отправление службы в синагогах производило разрушительное воздействие на языческие верования присутствующей римской публики. Элитный греко-римский пантеон богов был слишком далек от народа, да и множество богов различного назначения никак не могло конкурировать с Единым.