Две истории на одну тему с длинным послесловием - [2]

Саша приезжал внезапно. Стук в дверь, и тут же дверь чуть приоткрывалась, в проеме появлялся носок офицерского ботинка, затем смуглая физиономия, и, наконец, дверь открывалась, и в комнату входил Саша. В одной руке он держал упрятанную в черный чехол гитару, в другой - большой торт, и для всей комнаты - я жила тогда в общежитии - начинался праздник. Я варила в эмалированной кастрюльке на электроплитке бальзаковский кофе, девочки рассаживались вокруг стола, Саша доставал из внутреннего кармана кителя записную книжку и до утра одну за другой пел песни Булата Окуджавы.

Мы говорили - обо всем, весело и страстно, и только если разговор заходил о науке, Саша на миг грустнел, каждый раз повторял с детской обидой: "Не дали поступить в аспирантуру!" и каждый раз махал рукой: "Все равно поступлю" и вновь брал в руки гитару.

Летом мы уезжали на остров, сидели у костра и говорили, говорили, говорили... Мы делились друг с другом и сокровенными мечтами, которые принято называть творческими, и интимными переживаниями и философскими раздумьями о смысле жизни и бытия.

Второй Сашиной хабаровской осенью я летела в Москву, и он провожал меня, как на ответственный симпозиум, все повторяя, что необходимо мне сделать в столице.

Первым делом я должна позвонить Мише, его школьному другу и однокурснику. У Миши - машина, Мише я, конечно, понравлюсь, и он свозит меня ко всем монастырям и церквушкам Москвы, Ярославля и Владимировщины.

Потом надо встретиться с Наташей.

Наташа - Сашина школьная любовь, любовь долгая и прерывистая. За годы их любви Наташа успела и замуж выйти за другого, и мамой стать, и развестись с мужем. С Наташей мы знакомы, она прилетала к Саше в учебный отпуск. Я была в восторге от их красивой любовной истории. Саша год копил деньги ей на билеты, и всю неделю водил Наташу по ресторанам, и отправил домой с чемоданом подарков. Рыцарь. А Наташа - перелететь через всю страну и десять дней и ночей провести в воинской части, в молодом офицерском общежитии, где дощатые перегородки, острый слух и громкие голоса, и до утра хохот, гогот и непристойные анекдоты и где каждый - от командира части до рядового у проходной - знает, что ты не жена, а... так... Это не поездка с милым на Ривьеру.

Целыми днями, пока Саша был на службе, Наташа честно пыталась учить физику, и вечерами Саша ей добросовестно что-то втолковывал, а в воскресенье они приезжали ко мне в гости.

Наташа - на вид ребенок, красивая кукла: светлые кудряшки, носик пуговкой. Главное ее занятие в жизни в тот период: говорить о любви к Саше. Воздушная, внешне чуждая всем житейским проблемам, она практичная и земная. И вопросы всех покупок, и уж тем более дефицитных, повторяет Саша, я должна решать только с ней.

...Потом я должна позвонить Юре. Юра - бывший Сашин однокурсник, аспирант и человек во всех измерениях необычный, нетипичный, неправильный - гениальная личность, которого никто не понимает и которому трудно. Он знает обо мне. Мы должны познакомиться, и я должна понять Юру.

Остальным, а список, что вручил мне Саша, был велик, можно звонить в произвольном порядке.

... Я прилетела в Москву и позвонила Мише:

- Грановский сказал, чтобы вы и ваша машина не давали мне скучать.

- Где вы? - спросил новый голос, и мне понравилась лаконичность его обладателя.

Миша жил в маленькой комнате в огромной коммунальной квартире в старой Москве. На стене висела доска, малая копия школьной, и вся она была сплошь исписана мелом. Математическая проблема, что решалась на доске, на ней не уместилась, и колонки цифр и всевозможных математических знаков сбегали от доски по стене до пола и ползли в стороны. А на шкафу грудой лежали книги по искусству, причем - я тут же и увидела и растрогалась - в основном, по искусству русскому.

С Мишей мы обошли хитровские дворы, съездили пообедать в придорожный ресторанчик "Русская изба" - и название, и деревянный интерьер, и меню в русском стиле были в те годы экзотикой необычайной. С берега Плещеева озера полюбовались, как горит закат в куполах Спасо-Преображенского собора. Осмотрели почти все полуразрушенные в то время часовенки, монастыри и церквушки в окрестностях Москвы.

Я была довольна отпуском и благодарна и Саше, и Мише. Каждый день был праздником. Не знаю, как уж там договаривался Миша на работе, но я ни одного дня напрасно не потеряла. И вдруг - я уже мысленно в Суздале, куда мы с Мишей должны выехать поутру, но звонят: "Мы хотим вас видеть". У меня, конечно, было желание наплести какой-нибудь вздор: больна, уже улетела -, но Миша сказал: "Надо ехать", и мы поехали. И вместо Гаврилова Посада - квартиры Ирины, Сашиной однокурсницы.

В тот вечер на квартире у Ирины собрались Сашины друзья. Было их много, и все они были похожи друг на друга: смуглые, темноволосые, темноглазые, крупные и гладкие. Даже Юра, этот неправильный феерический Юра, оказался сонным и гладким, как масленок. Даже Миша, остренький, юркий, гуттаперчевый Мишка, весь в углах и движениях, словно бы пообкруглился.

Ира и ее мама долго, очень долго копошились на кухне, пока друзья обособленно сидели у разных стен большой квартиры, и я решила, что нас ждет грандиозный ужин, но вот расставили стулья вокруг круглого стола, на стол поставили магнитофон, на магнитофон - пленку, привезенную мной из Хабаровска, и простуженный Сашин голос захрипел: "Там друзья меня ждут молодым неженатым". Друзья слушали, молчали, посматривали друг на друга и вздыхали, и на всех лицах было одинаковое выражение умиления.