Двадцатый век. Изгнанники: Пятикнижие Исааково. Вдали от Толедо. Прощай, Шанхай! - [223]

Когда они вновь встретились — уже в ресторане — и с аппетитом принялись уплетать русские блины с иранской черной икрой — обязательная увертюра к ухе из осетрины, вываренной в курином бульоне, — американец обронил:

— Итак, мистер Чен, послушаем продолжение.

Журналист не сразу сообразил:

— Продолжение? Ах, да… Так на чем же мы остановились?

— На Пёрл-Харборе…

— Да, да, Пёрл-Харбор…

Чен Сюцинь в нерешительности помешивал ложкой суп, всматриваясь в концентрические круги в своей тарелке. Наконец, он поднял голову.

— Майор, говорят, что неожиданный цирковой номер японцев на Гавайях вовсе не был такой уж неожиданностью для определенных кругов в Вашингтоне. Они его ждали и горячо желали.

— О, даже желали! Почему же, по-вашему?

— Вот вы и скажите мне, почему. Как договаривались.

— Уговор, как говорят, дороже денег. Но мы же решили идти навстречу друг другу шаг за шагом, не так ли? Так вот, мой комментарий по поводу того, что вы только что сказали: «Тепло!» Теперь опять вам слово. Ваш следующий шаг?

— Бытует мнение, что за несколько дней до нападения ваше командование втихомолку вывело с острова Оаху свои самые современные боевые единицы, оставив под ударом доживавшие свой век посудины времен Первой мировой. Мало того: хотя и получили повреждения во время бомбардировки, они вовсе не так уж безнадежно пришли в негодность, как это пытаются внушить публике. Говорят, через месяц-другой большинство из них снова будет в строю. Что же еще говорят?.. Ах, да… Говорят также, что нанесенный флоту ущерб сильно преувеличен в целях пробуждения патриотического гнева у среднего янки.

Американец уставился на китайского журналиста ясными голубыми глазами и с обманчивой мягкостью спросил:

— Это кто ж так говорит? Что-то я не встречал подобных предположений нигде в печати, не говоря уж об официальных коммюнике.

— Вы не можете не знать о тайном докладе Отто Скорцени Гитлеру.

Еще не договорив, Сюцинь похолодел: он допустил непоправимую ошибку!

О том, что этот доклад существует, не говоря уж о его содержании, было известно строго ограниченному кругу лиц, приближенных к самому фюреру. О том, что говорилось в докладе, причем лишь в самых общих чертах, Сюцинь узнал из шифровки, полученной из Центра. И конечно, он понятия не имел о том, откуда, из какого глубоко засекреченного источника стало известно Москве содержание доклада. Много лет спустя — в совершенно иную геологическую эпоху — будет открыт доступ к части советских тайных архивов, и тогда выяснится, что доклад Скорцени от первой до последней буковки передал русским один из организаторов берлинской олимпиады Манфред фон Браухич. Сын фельдмаршала Вальтера фон Браухича — одного из главных архитекторов плана молниеносной войны против СССР «Барбаросса» и члена особого военно-политического совета при Гитлере — был не только деятелем олимпийского движения, но и глубоко законспирированным советским агентом. Сын имел свободный доступ в кабинет отца и ко всем хранившимся там сокровенным тайнам, которыми регулярно делился с Кремлем в то время, когда армии отца с боем пробивали себе путь в том же направлении.

Лаконичное сообщение о докладе Скорцени, расшифрованное Жаном-Лу Венсаном, сопровождалось настоятельным требованием Центра как можно скорее собрать всю возможную информацию об атаке на Пёрл-Харбор, которой располагали японские военные круги. Центр интересовало, знают ли японцы, что их нападение на американскую военно-морскую базу, представленное в официальной печати как триумф японской военной стратегии, было фактически чем-то вроде ловушки. Да, Соединенным Штатам она обошлась дорого: покореженные боевые корабли можно отремонтировать, но погибших моряков не воротишь… разве что в цинковых гробах, покрытых звездно-полосатыми флагами. Москва предполагала, что опережающую информацию о предстоявшей атаке Вашингтон получил загодя и располагал достаточным временем для подготовки превентивных мер. Однако где-то в заоблачных политических высотах было решено, что сложные, далеко идущие стратегические интересы страны требуют проигнорировать тревожные сигналы, причем втайне даже от самых приближенных к Овальному кабинету деятелей. Лишь после войны станет известно, что не только американская, но и английская разведка отлично сделала свое дело, но у Черчилля имелись на этот счет свои весьма важные соображения, так что и он промолчал о предстоящем нападении Японии. Пока же Центр хотел знать, сообразили или нет японцы, что это не они, а их застали врасплох?

К тому времени токийская резидентура «Рамзай» уже была разгромлена, поэтому все надежды на то, чтобы как-то уловить перемену направления в японской военной стратегии, возлагались на шанхайскую сеть информаторов.

— Ну же, мистер Чен, я сгораю от любопытства: где был опубликован доклад Отто Скорцени? А может, у вас личный контакт с Канарисом?

Адмирал Фридрих Канарис был руководителем гитлеровской военной разведки и непосредственным начальником Скорцени. Чен Сюцинь понимал, что щегольнув своей осведомленностью, он сам себя загнал в трясину, из которой нелегко выбраться, и решил подпустить туману: