Двадцатый век. Изгнанники: Пятикнижие Исааково. Вдали от Толедо. Прощай, Шанхай! - [222]

Уверившись, что даже такие мелочи, как объявление о помолвке мистера такого-то с мисс такой-то, надлежащим образом сверстаны в завтрашний номер, сюда частенько захаживали журналисты из Чайна Дейли Пост, в том числе — политический обозреватель газеты Чен Сюцинь. В эту среду, однако, он заглянул в баню один — ему надо было расслабиться после бессонной ночи в фотоателье «Агфа». Им с Альфредом Клайнбауэром и их младшим коллегой из Швейцарии Жаном-Лу Венсаном приходилось много и напряженно работать: вести с Тихоокеанского театра военных действий лились так же щедро, как вода из бронзовых кранов бани, но даже это изобилие не могло утолить аппетит Центра к свежей информации.

В сладостном зное парилки, представлявшей собой гибрид финской сауны и китайской прачечной, усталость постепенно рассасывалась. Из забытья разомлевшего Чена вывел мягкий баритон:

— Какая приятная встреча, мистер Чен!

Вздрогнув, журналист вынырнул из ленивой нирваны и пристально всмотрелся в густой пар. Рядом с ним сидел майор Смедли из Американской миссии. Они часто встречались на пресс-конференциях и бесчисленных дипломатических коктейлях, которые устраивались в Шанхае по поводу и без повода. Также несколько раз Чен Сюцинь брал у него интервью. В газетном мире прокатился слух, что майор Смедли из города отбыл, так как после Пёрл-Харбора японские власти объявили присутствие официальных дипломатических и торговых представителей США нежелательным — война есть война. Естественно, военный атташе противника тоже становился персоной нон-грата, поэтому Смедли дали десять дней на сборы, а дальше ему надлежало отправиться на все четыре стороны. Рядовые граждане США, а их в Шанхае было немало, на скорую руку ликвидировали или старались переписать на близких свое имущество и бизнес. Их тревожили слухи о предстоящих в скором времени репрессиях, конфискациях и высылках.

— Вы меня напугали, майор! Я думал, что вы уже далеко отсюда, по ту сторону линии горизонта, — сказал Сюцинь и пересел поближе к американцу.

— Так оно и будет — всего через несколько часов. Завтра я действительно отправляюсь домой на новозеландской грузовой рикше «Туатапере». Жалкое корыто, уверяю вас, но что поделаешь. За неимением лучшего, я и на каноэ согласился бы, лишь бы добраться до Америки.

— Действительно, война не лучшее время для пароходных компаний: лайнеры теперь на приколе или реквизированы для транспортировки войск. Надеюсь, вы все же успешно финишируете на своем каноэ…

— Надежда и религия — это костыли, на которых человек ковыляет к Вечности. Я не религиозен, так что надежда — это все, что у меня есть. Надеюсь добраться до какого-нибудь порта, где можно будет пересесть на судно, идущее в Штаты. Если по дороге японские подлодки не продырявят нам брюхо.

Майор рассмеялся, словно рассказывал смешной анекдот.

— Насчет подводных лодок я бы не стал так уж беспокоиться, — сказал Чен. — События, которые мы считаем неизбежными, чаще всего не происходят… Не сочтите за комплимент, майор, но вас здесь будет не хватать. Вы уже давно стали неотъемлемой частью шанхайской жизни.

— Спасибо. Со своей стороны — вы только не обижайтесь, ладно, — могу сказать, что расстанусь с этим местом без печали. Более того, с радостью! Откровенно говоря, все здесь мне давным-давно осточертело.

— Могу вас понять. Этот город — не самое уютное и приветливое место на земле.

— Боюсь, что уютных и приветливых мест уже нигде в мире нет. Вон что случилось в земном раю — в Пёрл-Харборе…

— А что там случилось? — с простодушным, почти детским любопытством спросил китаец. — Я, конечно, читал все коммюнике, но мне интересно, о чем они умалчивают.

Майор Смедли вылил на себя таз горячей воды, стряхнул влагу с темно-русых волос, крякнул от удовольствия и только потом спросил:

— Это вы как журналист спрашиваете или просто так?

— Считайте, что просто так. Если скажете, что вы по этому поводу действительно думаете, обещаю не упоминать вашего имени. Честное скаутское!

— Хорошо, но откровенность за откровенность. Первый шаг сделаете вы, мистер Чен: меня интересует, как это событие интерпретируют в вашей среде. Как вам известно, Америка неравнодушна к общественному мнению.

— Да… иногда, — неохотно согласился Чен Сюцинь.

Он прекрасно знал, чем занимался майор Смедли: только глупец поверил бы, что тот был обыкновенным американским офицером связи. Не было ни малейшего сомнения, что отбывая на этом обшарпанном суденышке «Туатапере», майор оставлял в Шанхае солидную сеть информаторов. Все нормально, таковы правила игры — покидая хозяйство, следовало оставить его на попечении пользующейся доверием прислуги: должен же кто-то поливать цветы.

В свою очередь, майор Смедли испытывал определенные сомнения насчет Чен Сюциня. Профессиональный нюх подсказывал ему, что интересы китайского журналиста не исчерпывались политическими аспектами производства и спекуляции рисом. Нынешняя встреча могла как подтвердить, так и опровергнуть его подозрения. Хотя бы частично, насколько позволяли банные обстоятельства.

На этом собеседники временно расстались, чтобы подвергнуться целебным пыткам в лапах банщиков.