Двадцать минут на Манхэттене - [92]

В своей превосходной книге 1999 года под названием «Тротуар» (Sidewalk) Митчелл Дайниер как этнограф исследует тех самых продавцов с Шестой авеню и описывает, как введение закона № 45 породило конфликт среди них из-за сократившегося количества дозволенных мест (и их неравного качества). Прежняя, неформальная система саморегулирующегося распределения пространства с ее долгосрочными правилами постоянных точек оказалась разрушена. Вместо нее образовалась система «держащих» – людей, которые занимали то или иное место всю ночь, а наутро взимали с продавцов плату, чтобы пустить их. Полиции без конца приходилось приезжать разбираться с этими спорами, которые часто становились весьма яростными. Сама полиция, со своей стороны, установила четкие границы, порой – напыляя из баллончика линии на тротуаре и часто конфискуя товар, оказавшийся за этими линиями. Хотя местный РРБ, возникший уже после принятия закона № 45, тоже внес свою лепту в ущемление торговцев своими бригадами уборщиков, а также высаженными деревьями и уличной фурнитурой, отъедающими пространство тротуаров, ситуация в целом стабилизировалась, и на территории преобладает сложившийся костяк торговцев.

Второй страж на пути тотального «Мак-Мира» – это регулярное присутствие нескольких политических активистов, попрошаек и борцов за права бездомных, раздающих брошюрки и собирающих пожертвования с постоянных точек вдоль тротуара. Западный конец Восьмой улицы был вотчиной борцов с порнографией и вивисекцией, потрясавших леденящими кровь изображениями замученных жертв, животных и человеческих. Эти специфические столы на какое-то время исчезли, но один перекресток продолжает оставаться в руках борцов за права бездомных, установивших там большой пластиковый бидон от офисной «поилки» для сбора пожертвований. Как и попрошаек, расположившихся дальше в этом же блоке, их привлекает возможность сыграть на тонких переживаниях нежных покупателей, выходящих из «Джефферсон Маркета» и «Читареллы». Наш внутренний монолог пробегает при этом по всему диапазону: «иди работай», «только официальная благотворительность законна», «у меня правда руки заняты этими тяжеленными сумками», «вчера подавал» – и весь прочий репертуар зыбких, но приемлемых отговорок. У Джоан есть один попрошайка, к которому она особенно щедра, а я регулярно ссужаю Дейла двадцаткой.

Третья из этих слаженно действующих сил – крикливый ряд секс-шопов и тату-салонов, сгрудившихся на западной стороне авеню в нескольких блоках вниз. У части местных жителей они вызывают возмущение, другая часть восхищается ими и заботится, и они тоже подлежат регулированию. Например, секс-шопы запрещено открывать возле школ. И хотя меня лично приводит в недоумение невероятная популярность татуировок в наши дни, я готов признать: да, это средство художественного выражения и самовыражения. И точно так же, хотя я соглашаюсь со множеством аргументов касательно отупляющего, насильственного, обесчеловечивающего характера современной порнографии, я не хочу возвращаться в шестидесятые и оспаривать право других людей выбирать себе удовольствия по вкусу – и не хочу, чтобы историческому характеру Виллидж как места сексуальной свободы и сексуальных экспериментов что-то угрожало. Что я не совсем понимаю – почему этот конкретный ряд магазинов должен выглядеть как уменьшенная копия Таймс-сквер в былые дни, с ее ослепляющими флуоресцентными огнями и кричащими указателями. Впрочем, учитывая, что сама Таймс-сквер в основном очистилась от этих балаганов (отчего многие из них сюда и переехали), возможно, такое распределенное решение, в рамках которого каждый район содержит свою миниатюрную версию Сорок второй, – лучшее решение.[117]

Тройственная конфигурация торговых сетей, местных магазинов и «особых» видов деятельности работает весьма эффективно. Подобная комбинация определенно помогает пригасить лоск, в котором тонут многие окрестные аутлеты. Несмотря на переизбыток лавок дешевой снеди, точек продажи мобильников, сетевых аптечных киосков, это не молл, в котором отсекается нежелательный ассортимент, запрещена свобода слова и содержимое ориентировано на всех подряд. Взаимодействие данного пространства с осуществляемыми на нем маргинальными видами деятельности можно рассматривать как механизм психологической адаптации, при котором ток мощного городского антигена направляется к месту проявления злокачественного мультинационализма. И на сей раз снова негибкий пространственный характер квартала с выраженной тенденцией к охране исторического наследия выступает гарантией того, что восходящая спираль гигантомании, столь свойственная пригородной торговле, оказывается остановлена. Исторический город плохо подходит для ее раскрутки, и это оказывается бастионом для защиты местного разнообразия и местного предпринимателя.

Как-то раз, не так давно, возвращаясь домой, я заметил толпу, образовавшуюся у входа в метро на углу Шестой авеню и Уэверли-стрит. Поскольку этот вход врезан в стену углового здания, перед ним образуется большая площадка, накрытая сводом. Это создает удобное место встречи, используемое работниками городского транспорта для пересменок, полицейскими для «сверки часов» и просто для болтовни, простыми людьми для назначения свиданий, а также – пока это не было жестоко пресечено властями – бездомными для ночлега. Это незапланированное, но важное городское пространство, возникшее по архитектурному недосмотру.