Двадцать минут на Манхэттене - [91]

Когда мы сюда переехали, на Шестой авеню было два легендарных продуктовых магазина. Первый – «Джефферсон маркет», расположенный в очень старом здании на западной стороне авеню. Магазин, как в старые добрые времена, обслуживался приказчиками в длинных белых фартуках и соломенных канотье. Стоя за прилавком в центре зала, они снимали необходимые товары с высоких полок специальными приспособлениями и для того, чтобы выбить чек, пользовались механическим кассовым аппаратом, а не электронным. Очередей там не было; скорее, просто надо было дождаться, пока один из этих людей сам к вам обратится, чтобы пообщаться в доверительной и личной манере. В следующем зале размещался превосходный мясной отдел, со своим собственным набором персонажей. Обычные, ежедневные товары массового потребления, такие, как хлопья или чистящие средства, там тоже продавались, и подобная всеобъемлемость, хоть и не давала острого эротического ощущения эксклюзивности, делала этот магазин еще желаннее.

Через дорогу размещался «Бальдуччис» – долгое время ведомый твердой итальянской рукой «мамы» Бальдуччи и ее мужа. Помещаясь в цокольном этаже большого послевоенного квартирного дома, он не мог похвастаться уютным, как в маленьком городке, «с опилками на полу», характером магазина Джефферсона, но зато превосходил его деликатесами, сыплющимися как из рога изобилия, щедрым выбором сельскохозяйственной продукции и изумительной салумерией – колбасным отделом в центре зала, где были выставлены разнообразные изысканные блюда, приготовленные по старинным «маминым» рецептам и под ее неусыпным наблюдением. Готовые блюда – это просто дар божий для людей, сталкивающихся с отсутствием кулинарных навыков или нехваткой времени (мы относимся к обеим категориям), и, без сомнения, один из культурных узоров района. Несмотря на наличие современных полок, освещения и аппаратуры, это была великолепная среда, немного людная, но не настолько, чтобы нельзя было протолкнуться с корзинкой или небольшой тележкой, и лабиринтообразная, что создавало атмосферу праздника, почти как во время уличной ярмарки. Ничего общего с проходами-магистралями, длинными параллельными рядами полок и свирепой пищеварительной таксономией: сельскохозяйственные товары в дальнем правом углу, а замороженная еда – в миле от них налево, как в больших сетевых супермаркетах. У Бальдуччи правильные товары были разложены в правильном порядке: категоризация прекрасно соответствовала приоритетам и последовательности наших желаний.

Оба магазина сейчас изменили свое оригинальное расположение и конфигурацию. «Джефферсон Маркет» переехал на другую сторону улицы в более просторное, но более заурядное помещение, вместо приказчиков в фартуках там сейчас обычные стойки с кассовыми аппаратами. Возможно, конечно, что традиция просто не устояла, время подобных лавок с приказчиками подошло к концу, и любая попытка воспроизвести их оказалась бы просто Диснейлендом. Атмосфера здесь все еще сердечная, и отдел готовой еды приятно расширился, более полно отражая новейшие тенденции потребления. «Бальдуччис» полностью исчез с лица Шестой авеню. Матриарх и патриарх скончались, и дело было продано иногороднему предпринимателю, который надеялся сделать из магазина национальный бренд.[116] Реинкарнация магазина возникла на Четырнадцатой улице, но это была лишь бледная тень прежнего, да и та недавно закрылась. На месте былого «Бальдуччис» возник другой «качественный» гастроном – «Читарелла», полномасштабное вторжение (с несколькими точками по всему городу) приметного рыбного магазина с Верхнего Вест-Сайда. Качество вполне на уровне, рыба превосходна, но раскладка товара стала слишком рациональной, стеллажи – слишком длинными, чувство личной сопричастности ушло, а с ним пропала и аура.

Но авеню по-прежнему противится смертельной умеренности и аккуратности. Остатки безалаберности на нашем отрезке Шестой обеспечиваются присутствием нескольких чрезвычайно колоритных «аборигенов», выступающих в качестве действенных стражей на пути излишней приглаженности или слишком глобализованной похожести. Первый – это растянувшийся на два блока ряд уличных книжных торговцев, в основном черных бомжей, предлагающих подержанные журналы и книги с выстроенных в линию раскладных столиков. Их право на осуществление подобной торговли без получения лицензии закреплено в местном законе № 33, принятом городским советом в 1982 году. В этом законе со ссылкой на свободу слова оговаривается специальное исключение для уличных торговцев написанными материалами – но со знаменитой оговоркой о «подобающем времени, месте и обстоятельствах».

Тем не менее в 1993 году был принят местный закон № 45. Это произошло после интенсивного лоббирования со стороны ряда администраций РРБ и под влиянием полиции, чье внимание все больше сосредотачивается на преступлениях, сказывающихся на «качестве жизни», – на мелких нарушителях, которое распивают алкоголь или мочатся на улице, слишком громко включают магнитолы, разрисовывают стены граффити и т. д. Эти, казалось бы, незначительные проступки, согласно знаменитой «теории разбитых окон», сформулированной в 1982 году Джеймсом Уилсоном и Джорджем Келлингом, служат «пограничными» преступлениями, которые, если остаются безнаказанными, влекут за собой более серьезные правонарушения. Чтобы внушить столь желаемое чувство порядка, местный закон № 45 регулировал местоположение и количество книгопродавцев, установил обязательное минимальное расстояние до входов в здания и на станции метро, до перекрестков и автобусных остановок, полностью устранив их с улиц, на которых запрещены другие виды торговли – едой, сувенирами и одеждой. Законодательство также обязывало книгопродавцев располагаться так, чтобы не касаться зданий ни столиками, ни чем-нибудь из своей продукции, а также оставлять прохожим на тротуарах как минимум 12-футовый проход. В Виллидж введение этого правила немедленно уполовинило пространство, на котором могли размещаться продавцы книг и журналов, – та же история, что разыгрывается сейчас в Сохо с уличными художниками.