Два семестра - [42]

Подошла Ксения.

—      Алексей Павлович, как вы легко танцуете!..

—      Ну, где там, укатали сивку крутые горки...

—      Не скромничайте!.. Фаинка, а ты что такая вялая? Скучно без Вадима?.. Слушай-ка, тебе очень идет это сиреневое... Куда же ты убегаешь?

—      Не уходите, Фаина!..

—      Лампа коптит, — не оборачиваясь, сказала Фаина.

И прекрасно, что коптит. Фитиль надо поправить. Вот так... Теперь бросить два слова Кае и ее простуженному кавалеру, потом минутку поговорить с Калласом, хотя он мрачен и несловоохотлив после неприятности с Вельдой, и — к двери...

Она шла через двор в своем легком платье, не ощущая холода. Почему, почему надо уйти и не вернуться? Это же невероятно трудно. Но она уходит и не вернется. Почему? По какой-то старозаветной, забытой традиции? Мать ли, бабушка ли убежала когда-нибудь из веселого хоровода, вырвав руку из горячей, сухой ладони? Не знаю, не знаю, но не вернусь...

Вот уже и дом, вот и спасение... В комнате свет, голоса: Вельда ссорится с кем-то. Мужской голос, злой, скрипучий, как будто и незнакомый. Чуть помедлив, Фаина вошла. На кровати, полуодетая, сидела Вельда, а рядом с ней Тейн.

—      Ты что так рано? — сердито спросила Вельда.

—      Устала.

Тейн ушел. Фаина молча разделась и легла. Вельде все же захотелось дать какие-то пояснения, она сказала:

—      Я не желаю приноравливаться к золотой середине. И все вы мне надоели, и не читай мне наставлений!

—      И не читаю.

Среди ночи, а может быть, под утро, Фаина проснулась. Громко тикал будильник. Фаина потянулась за спичками, посмотреть, который час, но в это время дверь скрипнула.

—      Кая? Почему так долго? Неужели еще не разошлись?

Кая ответила неохотно:

—      Расходятся.

—      Ты все танцевала?

—      Нет.

—      А что делала?

—      Выясняли отношения с Тейном.

—      Выяснили?

—      Нет.

—      Где Ира и Ксения?

—      Посуду убирают с Антсом.

—      Который же час? Потише говори, Вельда спит...

—      Где? Кровать пустая.

Фаина привстала, вгляделась — на кровати никого. Зажгли свет, и тогда обнаружилось, что Вельда исчезла не просто, а вместе со своим чемоданом, верхней одеждой и всеми вещами.

17

Веселое настроение, появившееся у Сильвии Александровны после приезда Гатеева, ей приходилось скрывать, так как обстановка должна была рождать скорее грусть, чем веселье. Ночные дожди, размокшая земля, отсыревшие студенты, собственная простуда, и вдобавок неприятность с Вельдой Саар, которая самовольно бросила работу. Не сказав никому ни слова, девица улизнула утром после вечеринки, а через два дня прислала письмо, достаточно бестолковое, и свидетельство о болезни — неразборчивую латынь. Долетали намеки, что во всем будто бы виноват Тейн, но это не меняло дела.

Между прочим, Тейн успел уже показать себя и Алексею Павловичу — прикинулся, что не понимает по-русски.

—      Способные у вас ученики, Сильвия Александровна, — пошутил по этому поводу Гатеев, зайдя к ней в один дождливый вечер.

Сильвия огорчилась больше, чем он ожидал. Заговорила, волнуясь и сбиваясь, о своих неудачах: год начался так плохо, все время точно сквозь колючки продираешься, а этот Тейн, честное слово, самая острая!..

—      А может быть, за его выпадами попросту скрывается узкий национализм? — спросил Гатеев, когда Сильвия оборвала свою речь на полуслове.

—      Попросту?.. — усмехнулась она. — Нет, Алексей Павлович, Тейн далеко не так прост и однозначен, как вам могло казаться по моим жалобам. Я вот приглядываюсь к нему здесь, он здесь другой, не тот, что в аудитории... — И вдруг прижала пальцы к вискам. — Ох, и изводит же он меня в этой аудитории!

—      Да разве нельзя дать отпор? Что за малодушие!.. — даже возмутился Гатеев.

—      Алексей Павлович! Я знаю, я брюзжу, как старуха, я иногда всех их вижу в самом черном цвете и свете, но я хочу... ну, как это сказать без пышности... ну, помочь им. Что из того, если мне удастся побить Тейна на словах, он все равно останется при своем темном упрямстве... Дать отпор! Но надо же знать, чему давать отпор! Мне же не все понятно, не на все у меня есть отгадка!..

Гатеев улыбнулся.

—      Так ли уж загадочен ваш Тейн?

Сильвия прикусила губу. Такая улыбка может остудить самый горячий и искренний разговор...

—      Загадочен так же, как вы, как я, как все мы, — резко ответила она.

Он, кажется, пожалел о своей улыбке, попросил примирительно:

—      А вы расскажите, какие у вас есть отгадки. Мне очень интересно.

—      Интерес у вас — сверху вниз, — сказала Сильвия, все еще сердясь. — Но это не важно. А отгадки есть некоторые... Вот, например, Тейн не захотел говорить с вами по-русски. Думаю, что тут я знаю отгадку.

—      Да-а?..

—      Вероятно, Тейн полагает, что вы должны знать эстонский язык, если вы здесь живете... — Сильвия вдруг смутилась. — Если вы собираетесь остаться здесь надолго...

—      Да, я собираюсь остаться здесь надолго, — сухо заметил он.

Сейчас его тон мог бы задеть ее больше, чем недавняя улыбка, а вместо того всполыхнула радостная мысль — он хочет остаться здесь надолго... не навсегда ли?

—      Иначе я не бросил бы все в Ленинграде, — еще суше договорил он.