Два семестра - [44]

След остался не только от вечно любимого и давно воспетого, хотя было все — и весенний луг с яркими одуванчиками, и радужные стрекозы, и соловьиный разлив в роще. Но глубже вошло другое: красно-зеленый узор — шиповник, вышитый матерью на твердотканом, ею же вытканном, одеяле; шорох и сладкий запах стружек, вьющихся из-под рубанка в руках отца, и — глубже всего — черная вспаханная полоса, на которую не смела она ступить ногой — там жили семена... Это всегда будет для него чужим, даже если...

18

Через два дня начались занятия. Это был понедельник, а в среду у математиков организовали собрание со специальной целью — осудить поведение Вельды Саар. Сильвия Александровна пошла туда неохотно. Все известно наперед: констатируют и пригвоздят. Ничего другого тут и предложить нельзя, но такая предрешенность всегда раздражает…

Аудитория была полна. Подсудимая сидела, опустив плечи и горестно склонив голову, но лицо было насмешливое и упрямое.

Каллас открыл собрание, но заправлял ходом дела низенький четырехугольный студентик, весь утыканный пуговками и кнопками, как счетная машина.

Заговорил он именно так, как ожидала Сильвия Александровна: констатировал факт несвоевременного ухода с работы и начал пригвождать. Слушали его плохо, двигали стульями, однако не прерывали, пока он не кончил и не ушел в глубину аудитории.

—      Ладно, картошку мы выкопали и без Вельды Саар, — сказал потом Каллас по-человечески, — но что это за гадость — сбежать с работы. Поставить себя в такое дурацкое положение!

Вельда вскинула руку.

—      У меня врачебное свидетельство, я заболела.

Кто-то тихонько свистнул. Томсон корректно попросил слова, напомнил, что Вельда уехала лишь в конце срока, но о свидетельстве высказался так:

—      К нашему врачу пойди и скажи, что у тебя чума, он сию же минуту напишет: чума.

Сильвия Александровна посмотрела на Вельду и на самодовольные лица судей. Глухое раздражение закипало в ней все сильнее: она не жалела Вельду, но было что-то противное и в общем самодовольстве, и в том, что приговор вынесен сначала, а инсценировка суда идет теперь... Какое недоброе выражение даже у этой кроткой девушки, у Каи Тармо...

—      Если мы не доверяем своему врачу, — сказала Сильвия Александровна, — то возникает вопрос о враче. Но пока не доказано, что он выдает ложные свидетельства, мы не имеем права не считаться с ними.

Вельда бросила на нее быстрый удивленный взгляд. Тотчас же прозвучал злой выкрик из аудитории:

—      Непрошеных защитников нам не надо!

—      Кому это «нам»? — вспыхнула Сильвия Александровна. — Кто меня называет непрошеным защитником?

Кто крикнул, не обнаружилось, но из угла пробурчал кто-то другой:

—      Вельду нельзя оправдывать.

—      Почему? Нам нужна ясность, если мы взялись судить. Суд может и осудить и оправдать... И давайте организованно, не кричите из углов.

Наступило недолгое молчание, затем из глубины рядов послышался бесстрастный голос:

—      Я предрекал, что она сбежит. И что потом будет собрание. И что потом будет свидетельство.

—      Кто это там умеет предрекать? — спросила Сильвия Александровна.

Поднялся студент с пуговками и кнопками,

—      Я. Получилось точно.

—      Каким методом вы пользовались, предрекая?

—      Научным. У меня имелись данные прошлого года, — ответил студент машиновычислительным тоном.

—      Ничего подобного! — воскликнула Вельда.

Заговорил Алекс, разминая плечи, будто его что давило:

—      Разрешите о враче. Он лабораторных исследований не делает, может и ошибиться, нельзя же в каждом подозревать симулянта. Если Вельда больна... Вельда, ты и сейчас больна?

—      Да.

—      Если Вельда больна, ей надо отправиться в больницу, сделать анализы. Она румяная, но кто ж ее знает. Румяные люди тоже иногда умирают...

Раскат смеха.

—      У меня направление, я завтра иду в больницу! — крикнула Вельда.

Ее сразу заглушили:

—      Стратегия!

—      Она десяток врачей обведет вокруг пальца!

—      Да не пойдет она, неправда!

—      А ты всегда правдива? Судят, а про свои грешки не помнят!

—      Ну так что? Судить с учетом своих грешков?

— …! …! …!

К Вельде обратилась Фаина Кострова:

—      Хорошо, Вельда. Ты заболела, ты больна, но почему ты убежала тихонько из нашей комнаты? Почему не сказалась подругам?

Вельда ответила злобно:

—      Я отлично знаю, что у подруг сочувствия не найду.

На минуту застыла тишина — мимолетное сочувствие отверженному, каков бы он ни был. Потом щелкнуло и раздался бодренький возглас:

—      Вот видите, какое отношение к коллективу!

Глядя на Вельду, Сильвия Александровна заметила теперь, что та вовсе не так равнодушна к происходящему, как казалось раньше, и было что-то в самом деле болезненное и робкое в ее сжатых плечах.

—      Не будем больше говорить о болезни, — сказала вдруг Кая Тармо, и все повернулись к ней. — Но нельзя же молчать о поведении Вельды на вечеринке!..

Ее перебил глухой гром мужских голосов. Удивленная Сильвия Александровна не смогла уловить, к кому относилось неодобрение и почему звучит только мужской хор. Что там стряслось на вечеринке, если открыло рот это молчаливое божье творенье?..