Два семестра - [24]

— Совершенные лета,

Сижу никем не занята...

Именно. И лета совершенные, и сидит умница — никем не занята. И поэтому ей можно навязывать полоумных... Фаина исподлобья взглянула на Ксению — вообразить только, чего она напела этому Вадиму!..

—      Ты что смеешься? — быстро спросила Ксения.

—      Так, частушка смешная.

—      Какой прелестный научный труд — хочешь припевай, хочешь приплясывай!.. Но ты не из-за частушки смеялась... Фаинка, а ты ему ответишь, да? Если хочешь, я помогу... Слушай, а на душе все-таки сладко, а? Есть такое чувство, а? Я заметила, как ты держала письмо в руке. Сладко? Признайся, что ты ощутила в руке? Рукой?

—      Сладко, — сказала Фаина. — И рукой тоже — будто прямо в банку с вареньем.

9

Усадив Фаину на стул, который едва умещался между столом и стеной, Гатеев просматривал частушки довольно долго. Ему на диване, видимо, сиделось очень удобно. Когда вся тетрадь была перелистана, он потер прекрасно выбритую щеку и заговорил гладко, как на конференции. Фаина, заранее решив не возражать, спокойно приняла общие замечания о методологии, с удовольствием согласилась, что фольклор явление художественное, а не просто памятник быта, покивала головой, слушая рассуждения о специфике фольклорных жанров. Ей даже показалось (и польстило слегка), что серьезный ученый говорит с ней, как с равной. Но как только Гатеев, открыв тетрадь на восьмой странице, помахал над ней острым карандашиком, обманчивое чувство равенства развеялось бесследно. Школьница, да еще и будто провинилась в чем-то...

—      У вас, товарищ Кострова, к сожале-ению, нет четкой разницы между фольклором и устными произведениями отдельных лиц. Не всякая частушка относится к фольклору. Например, вот эта... — он уколол частушку острием карандаша. — Откуда она у вас?

—      Я ее сама записала.

—      Вы хотите меня уверить, что этот вирш поют? Так, свободно, без навязывания со стороны какого-нибудь культработника? — Он с отвращением посмотрел на Фаину и прочитал:

Норму отлично выполняем

И за качеством следим,

Опыт свой распространяем

И другим передадим...

—      Пели в клубе, — сказала Фаина, — возможно... и с навязыванием.

—      Зачем же вы записали фальшивку? Разве вы не видите, что она плавает брюхом кверху, как дохлая рыба?

—      Но куда ее девать? Нам еще на первом курсе был приказ записывать все.

—      Вы такая послушная?

—      Я и теперь послушная, я не диссертацию пишу.

Он поднял бровь и буркнул:

—      А вы вот и в дипломной изложите собственные мнения.

—      Я не знаю, по какому признаку выбросить эту частушку. Нельзя же по тому, что нет традиционной основы...

—      Подделывают и с традицией. — Он полистал тетрадь. — Пожалуйста, есть зачин, пожалуйста:

С неба звездочка упала,

Патефон приобрели,

Мы в культурном отношеньи

Далеко вперед ушли...

Не очень решительно Фаина сказала:

—      Все-таки трудно определить, что фольклор, а что не фольклор.

—      Неужели трудно? Фальшь так и режет ухо. — Он, морщась, подумал, еще посмотрел на Фаину. — Не слышите?..

—      Слышать-то слышу...

—      Ага! Тогда попытайтесь проанализировать, почему это относится к «нефольклору»... Вот это, и это, и это... — В тетради появилось несколько птичек. — А дальше поищите самостоятельно. Хорошо?

—      Хорошо... — И Фаина нечаянно засмеялась. — Я их терпеть не могу!

—      Ну, так! А говорите — трудно... Это у вас будет целый интересный раздел. Я вам отмечу кое-какие статьи, не мешает прочесть. Зайдите сюда на кафедру завтра, я оставлю у лаборантки...

Вошла Сильвия Александровна, а за ней Белецкий. Гатеев улыбнулся им, не разжимая губ, потом взглянул на обложку тетради и проговорил неизвестно к чему:

—      Так-то, Фаина Кострова... У вас красивое имя.

Он отдал ей тетрадь — по рассеянности вместе с карандашиком. А выйдя за дверь, Фаина услышала смех.

Если красивое имя, зачем же смеяться. Наверно, решил, что оно слишком лазоревое. Не знает же, что у них на деревне это самое обыкновенное имя, Фаин сколько хочешь. Одна, толстая, в кооперативе торгует, сплетница отчаянная...

Не сделав и трех шагов по коридору, Фаина вернулась. Нет, вовсе не отдавать карандаш. Надо сказать Сильвии Александровне насчет того злополучного сочинения о предательстве...

— Не писать сочинения? — небрежно переспросила Сильвия Александровна, выслушав Фаину. — Пусть не пишут, если оно им не по силам.

С таким ответом Фаина и вышла на улицу, раздумывая о том о сем. Изменилась Сильвия Александровна, холодна, неприветлива. Все же глупо срывать злость на старосте курса... А к доценту, пожалуй, нетрудно притерпеться. Возможно, он и не над ней смеялся. Интересно, какие он выпишет статьи. Задание немного странное, не сразу и в толк возьмешь. Жаль, не спросила, как он смотрит на импровизацию, но ничего, в следующий прием. Принимает по-барски, свысока. Для мефистофельских брови у него слишком редеют к вискам, а то бы... Ладно, сейчас на почту, написать отцу.