Два семестра - [22]

—      Какие тут шутки, это подтверждается на каждом шагу. Вот наш комендант и его жена — разве он женился бы на ней, будь она такая старая и красноносая, как он? Ни за что! А она-то за него вышла, молоденькая, хорошенькая...

—      Дурочка, потому и вышла.

—      О, не в том суть, любезные подруги. Обе вы, при всем вашем уме, способны выйти замуж за этого коменданта, то есть за ту или иную разновидность этого коменданта. Да, да, обе! И не отпугнут вас ни рыжие усы, ни лысина, ни запах спиртного...

—      Почему ты только про наш ум говоришь? — спросила Кая. — А как ты сама?

—      Меня спасет творчество. Я — вне. Я буду описывать вас, несчастные! — торжественно произнесла Ксения, но сразу же засмеялась сама. Смеху ее не очень-то поверили — неизвестно, когда Ксения шутит, а когда и всерьез ставит себя вне всего или над всеми. — Опишу Фаину и ее толстого пресного супруга, доктора филологических наук...

—      Уймись, Ксения, — равнодушно проговорила Фаина.

—      Уняться мне нетрудно. Но что девушки глупы, это доказано всей мировой литературой. Девственница соображать не в состоянии, на нее действует всякий вздор, ах бал, ах музыка, ах роща, кукушка, незабудки на сыром месте! И вот она уже ждет. Посмотреть со стороны — потеха: сидит, разинув ротик, и ждет поцелуя. А потом сама удивляется — неужели я целовалась с этим подонком? И, чтобы не так совестно было, здесь же решает: я его люблю и буду любить до гробовой доски! Ну а потом все зависит от темперамента — до гробовой доски или до следующей пятницы...

—      Тебя слишком интересует одна и та же тема, приелось уже, — сухо заметила Фаина.

—      Всех интересует, и гораздо больше, чем меня.

—      Но не все такие киничные, — тихо сказала Кая, подняв глаза, почему-то испуганные, как у ребенка. И занятие у нее сейчас ребячье — сидит у своего столика и раскладывает узором коллекцию крымских камешков.

—      Ого! Но, видишь ли, я не циник, а теоретик, и тебе очень даже полезно знать, что любовь не игра в камушки. И, пожалуй, не игра в шахматы.

—      Не трогай меня.

—      Ладно, ладно, птенчик. Твой случай довольно примитивен и описан много раз. Вот когда Лео Тейн тебя разлюбит, то, может быть, получится капельку занятнее... — Ксения сделала нарочитую паузу, но Кая выкладывала узор из камешков, будто не слыша. — Ха-ха... Измена в наш век! В ней есть какое-то новое качество. В прошлом столетии девушек, узнавших об измене, как правило, валила с ног нервная горячка. Я справлялась в старинных словарях, что это за болезнь такая, и, оказывается, брюшной тиф! Уму непостижимо!..

Красноречие Ксении наконец иссякло. Кая начала напевать, держа на ладони пестрый камешек, и у Фаины защемило сердце, хотя она не впервые слышала этот печальный напев. Кая почти всегда поет без слов, голос чистый, прохладный...

Напев дрогнул и оборвался. Что с ней? Что-то ее томит...

—      Некто приближается к нашей двери ходом коня. Кая, сделай поэтическое лицо! — сказала Ксения и запела отвратительно: — Челуется изменник, челуется с другой!..

Но в дверях появилась Ира Селецкая. Не здороваясь, злая и возбужденная, пристала к Фаине:

—      Объясни ты Сильвии Александровне, что мы этого глупого сочинения о предательстве писать не будем! Неужели она воображает, что это у нее очень остроумный намек на нас? При чем тут предательство, если нам не нужны ее неумелые поучения вместо науки, и мы об этом сказали прямо!..

—      То-то и есть: не прямо сказали, а наябедничали, — поправила Фаина. — А все дело в том, что вы ловчите. Наука, наука! К чему эта болтовня, если вам надо азы повторять...

—      Ах так? Нам азы? Наука только для тебя!.. — вспыхнула Ира. — На пьедестал лезешь? Мы тебя знаем хорошо! Готова всех смести с дороги!

—      Погоди, погоди!.. — Фаина тоже рассердилась. — Кого это я сметаю с дороги?

— Всем от тебя тошно! От твоей знаменитой дипломной, от твоей замечательной учености, от твоей вечной улыбочки!.. Ксения правильно говорит — типичная старая дева!

Фаина, ошеломленная этим натиском злобы, хотела было ответить поядовитее, но ее остановил взгляд Каи — опять она похожа на обиженного ребенка, и смотрит, как ребенок, когда в доме нелады.

—      Что за глупости! — вмешалась Ксения. — Мало ли что можно сказать шутя! Не сваливай на меня и на каких-то «всех», не верю, что кому-нибудь тошно от улыбки Фаины... Разберись в своих чувствах!

Сняв очки, она уставилась на Иру с таким исследовательским интересом, что та сразу остыла.

—      Ты думаешь, завидую? А вот ни чуточки. Было бы чему... Просто я не выношу чванства, а у Фаины...

—      Дорогие собутыльники! — воскликнула Ксения, и на это тотчас засмеялась Кая. — От вас невыносимо разит скукой! Ссора без фабулы, страсти элементарные, любовь едва тлеет. Нужен хоть какой-то толчок со стороны!.. Ира, ты не так расставляешь ноги, в модных журналах колени держат вроде как вывихнутыми... Повторяю, нужен толчок, я в этой комнате скоро умру со скуки, поверьте мне!

—      А я от диктантов умру, и все умрут, — сказала Ира, понемногу успокаиваясь. — Поспелов обругал меня интриганкой за то, что я ходила на кафедру, а я только подняла вопрос, который давно наболел. На каком основании курс разделили? Кто решил, кому нужно писать диктанты, а кому не нужно! Почему мы второй год мучимся?