Два писателя, или Ключи от чердака - [6]
. Лелька хнычет, мы отправляемся в помпезный «Белый пароход», у нас есть один гость, водитель Толик.
В огромном зале с позолоченной лепниной нет никого, только пальмы и попугаи. Толик, не притрагиваясь к меню, бросает Лене: «Как всегда». Наша Маша, претендентка на медаль, не успевает изучить даже закуски, когда появляется официант. Зоя с Лелей доверчиво смотрят на папу. Мы осторожно пьем холодные соки, долго ждем, испуганно поглощаем дорогую еду. Шутим вполголоса, за окнами тихо: пруд во льду и морозный белый день. Толик подходит к официанту: «Слышь, друг, сделай музыку». Приносят магнитолу, мы танцуем: я с Леней, Толик с Машей, потом меняемся. Леля с Зоей приникли к клетке с попугаями. Я делаю вид, что веселюсь, хлопаю, топаю, но огня не хватает, не хватает гостей, заинтересованных глаз, не хватает шампанского, мне нельзя пить — я лечусь у гомеопата.
— Мама, учись!
Зойка врывается в наш кружок, показывает движения, к ним бы длинные ноги — как раз такие, как у нее. Я не могу повторить за Зоей, я не люблю сумерки. Леня не любит быстрых танцев. Мы выходим. Толик, пытаясь меня развлечь, запевает:
— Мы, шофера третьего класса! — и выруливает по синусоиде. — А поехали смотреть, как взлетают самолеты?
Я думала, это шутка, но Толик мчит в аэропорт. Как это Ленька согласился? Темнота, огоньки, заснеженные елки. Настроение, будто куда–то улетаешь. Я и правда улетаю через два дня. Толик травит свои байки таксиста. Огибает аэропорт, останавливается, вспоминает, как возил сюда подружек. Пикантности пропевает в нос, мол, ты–то понимаешь. Сзади не слышат, им тесно и жарко, девочки в шубах, а у Ленечки габариты. Зоя с Лелькой пищат и дерутся. Мы видим неподалеку самолетик, но не знаем, будет ли он взлетать. Вдруг замечаем: поехал, поехал… Замолкаем, затихаем, следим. Как шестиглавая кошка, в двенадцать глаз… Стоп. Стоит. Кажется, пошевелился. Давай, лети! Развернулся. Куда ты? Куда–а–а?!! Он стремительно разбежался и улетел прочь и в ночь.
— Дядя То–о–оля, вы говорили, они над машиной взлетают!
— Ну откуда я знаю, раньше взлетали… Девчонки визжали неимоверно. Просто со страшной силой!
Лене не терпится:
— Але, девушка, сейчас самолет куда улетел? На Кишинев? А следующий во сколько, не подскажете? Вот спасибо… Следующий на Иркутск, — объявляет Леня, будто это имеет значение. Зоя воодушевляется.
— Где Иркутск? Мама, не делай такие глаза! Где Иркутск? Он полетит в другую сторону?
— Сомневаюсь. Ленька, почему они тебе отвечают? Я вечно звоню–звоню, а они «тяф!» и бросят трубку. И дозвонился ты в момент.
— Мама, глупенькая, мы же рядом, — встревает Лелька. Леня подмигивает.
— Ты не то спрашиваешь. Слышала, как надо? Куда улетел? Когда следующий…
— А–а–а-а-а!!!!!!
Все кричат, спасая перепонки. Он пролетел прямо над нами, было видно все брюхо. Это было… это было даже неприлично. Он подкрался откуда–то сзади и промчался ровнехонько над машиной, и шасси видны, и хвост, и подхвостье, и какие–то отверстия, и этот грохот… Нас тряхнуло. Но он не взмыл — он сел и покатился.
— Дядя Толя, здесь садятся самолеты! Здесь садятся, садятся! Не взлетают!!!
12
Перед сном мне позвонил Чмутов.
— Иринушка, я тебя снова поздравляю. Я вспомнил, ты же математик, ты закончила МГУ! — он наверняка спросил у Майорова. — Математик — это хорошо… У меня про числа есть текст в «Урале». Славный текст, на него был отзыв в «Новом мире».
— Дашь почитать? — я тут же сделала стойку.
— Конечно, дам. Правда, для математика столь высокого ранга… — он сразу признал мои козыри. — А сколько тебе исполнилось?
— Не скажу. Очень много, — мне не хотелось его отпугивать.
— Сколько все–таки?
— Сорок.
— Подумаешь. И жене моей сорок. Значит, ты Водолей. А по году…
— Я соврала. Сорок два на самом деле.
— Господи, Иринушка, кто знат, о чем женщина думат! А я со всякими женщинами дружу. И пятидесяти, и шестидесяти лет…
Я вспомнила поэтессу в кинотеатре. Хорошо, что он сказал дружу, а не у меня были женщины. Назавтра он передал мне текст про числа. Допустим, у меня было тринадцать женщин, тут же вычитала я, столько–то блондинок, столько–то брюнеток, шатенок и одна рыжая. Рыжую, его первую жену, я знала. Через остальной текст мне пришлось продираться. Это была затянувшаяся медитация над числами, рефлексия по поводу ощущений, знакомых всякому, кто погружался в мир формул. Кто рвался вперед — так, что трещали извилины, кто чувствовал, как нарастает сопротивление, и замедлялся, подтягивал снаряжение, осторожно двигался наугад, покрасневшими глазами замечая потайные приметы: сочетания крючков на бумаге и загадочные знаки повседневной, повсенощной жизни. Когда уже и отсвет лампы, и партнер в постели кажутся символами, когда голова гудит, словно болит, словно думает, а не больно и мыслей нет, и ни на минуту нет расслабления, и кажется, уже сходишь с ума, но вдруг всплываешь, хватаешь зрачками солнце, а в руке бьет хвостом золотая рыбка. Чмутов был заворожен, был увлечен числами, он набрел на кольцо вычетов по модулю девять, но не мог этого осознать, и кружил, кружил, приписывал девятке мистические свойства, обнаруживая скрытый смысл и в сроках вынашивания младенца, и в экстремальных штормовых баллах. Поначалу текст сверкал, радужно переливался, но к концу стал аморфным и вялым, растекся медузой на песке.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Этот роман в письмах, щемящий и страстный, — для всех, кто когда-либо сидел за школьной партой и кому повезло встретить настоящего учителя. Переписка двух женщин подлинная. От бывшей ученицы — к бывшей школьной учительнице, от зрелой благополучной женщины — к одинокой старухе-репатриантке. Той, что раз и навсегда сделала "духовную прививку" и без оценок которой стало трудно жить.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.