Два часа в благородном семействе, или О чем скрипела дверь - [5]

БАБУШКА. Разумѣется!

ДЯДЯ. Чѣмъ же это «она» больше виновата?

МАТЬ. А тѣмъ, что позволила себѣ забыть свои правила и допустила себя обмануть!

ДѢДУШКА. Прравильно! Не допускай! Хо-хо-хо-хо!

ДЯДЯ. Но, любезная сестрица, нѣсколько минутъ тому назадъ ты такъ хорошо говорила о домашнемъ соблазнѣ всего этого скандала. Ты ужасалась, какой дурной примѣръ можетъ онъ подать твоей дочери.

МАТЬ. Но я же удалила Надежду.

ДЯДЯ. А Ѳедоръ?

МАТЬ. Какой же дурной примѣръ можетъ получить моя дочь отъ Ѳедора? Онъ ей не служитъ, онъ мужчина. А ты представь себѣ, вдругъ бы Надежда оказалась въ интересномъ положеніи?

ДЯДЯ. Да, съ Ѳедоромъ этого, конечно, быть не можетъ.

ДѢДУШКА. Хоть самъ царь прикажи! Хо-хо-хо-хо!

БАБУШКА. Обрадовались? Заржали?

МАТЬ. Вѣдь это же заразительно!

ДЯДЯ. Ты думаешь? Впервые слышу!

ДѢДУШКА. Хо-хо-хо-хо!

МАТЬ. Я говорю про заразу нравственную, про отраву мысли

ДЯДЯ. А ты убѣждена, что Зоя еще вѣритъ, будто дѣтей приноситъ аистъ въ награду матерямъ за хорошее поведеніе?

МАТЬ. Словомъ, ты меня не переспоришь.

ДЯДЯ. Гдѣ ужъ!

МАТЬ. Ѳедора я не уволю.

ДЯДЯ. Твое дѣло хозяйское.

МАТЬ. За Ѳедоромъ уже то огромное достоинство, что онъ не воръ. А если мѣнять мужскую прислугу изъ-за всякой обольщенной горничной, то за одинъ годъ у тебя въ домѣ перебываетъ цѣлый полкъ. (Уходитъ.)

ДЯДЯ. «О, женщина! женщина!» сказалъ великій Шекспиръ… и совершенно справедливо!

СЫНОКЪ (входитъ). Дядя Поль! На два слова!

ДЯДЯ. Денегъ просить? И не начинай.

СЫНОКЪ. Не надо мнѣ денегъ… Съ чего вы взяли?

ДЯДЯ. Физіономія у тебя — этакая перекошенная… на сумму не свыше двадцати пяти рублей.

СЫНОКЪ. Какъ будто я только и дѣлаю, что прошу у васъ взаймы.

ДЯДЯ. Откровенно говоря, за другими занятіями мнѣ какъ-то не приходилось тебя услѣживать.

СЫНОКЪ. Дядя! Мнѣ не до остротъ. Пойдемте со мною. Всего два слова. Вы сами поймете, какъ важно… Вопросъ моей чести… Спасите невинное существо… Пойдемте, дядя!

ДЯДЯ. Въ семъ домѣ сегодня, очевидно, расточился микробъ безумія. Хорошо. Если такъ важно, слушаю, пойдемъ.

(Уходятъ.)

ДѢДУШКА. Это онъ о Надькѣ доложить собирается. Хо-хо-хо-хо!

БАБУШКА. А вамъ весело?

ДѢДУШКА. Весело. Каши больше. Я кашу люблю. Чтобы всѣ вдрызгъ разругались. Хо-хо-хо!

БАБУШКА. Вотъ за то, что вы надъ родными своими грохочете, Богъ у васъ и ноги отнялъ.

ДѢДУШКА. Врешь. Это ты мнѣ вымолила. Хо-хо-хо!

БАБУШКА. Сморозилъ, батюшка. Подумаешь, благость женщинѣ за безногимъ ходить.

ДѢДУШКА. За то въ супружеской вѣрности лежу, по дѣвкамъ отъ тебя не бѣгаю. Хо-хо-хо-хо!..

БАБУШКА. Тьфу тебѣ! Озорникъ, батюшка! Озорникомъ вѣкъ прожилъ, озорникомъ и въ гробъ ляжешь… тьфу! тьфу! тьфу! (Уходитъ.)

ДѢДУШКА. Ежели бы ноги, я бы съ молокососомъ-то потягался… Надьку бы эту… хо-хо-хо!.. этого… того… (Закрываетъ ликъ свой «Новымъ Временемъ» и дремлетъ.)

ДЯДЯ (входитъ). Оставь меня! Оставь меня, говорю тебѣ!

СЫНОКЪ (бѣжитъ за нимъ). Но, дядя…

ДЯДЯ. А! Теперь я все понимаю.

СЫНОКЪ. Право, вы уже слишкомъ горячо приняли къ сердцу.

ДЯДЯ. О, какъ это подло, гадко, ужасно!

СЫНОКЪ. Я не оправдываю себя, но, все-таки, — подобныя выраженія?!

ДЯДЯ. Опуститься до такой низости!

СЫНОКЪ. Вѣдь, я же раскаиваюсь! Я — чѣмъ угодно готовъ загладить.

ДЯДЯ. Мерзкая женщина! Грязная женщина! Гадина! Мессалина!

СЫНОКЪ. Дядя! Вы не имѣете права…

ДЯДЯ. И подобная тварь — въ нашей семьѣ?!

СЫНОКЪ. Браните меня, но Надю — вы совершенно не знаете. Прошу ее уважать.

ДЯДЯ (смотритъ на него въ упоръ и съ совершеннымъ безмолвіемъ). Чего?

СЫНОКЪ. Я прошу васъ Надю уважать.

ДЯДЯ. Скажи, пожалуйста: отстанешь ты отъ меня сегодня, или вотъ такъ и намѣренъ прилипнуть баннымъ листомъ?

СЫНОКЪ. Если вамъ непріятно….

ДЯДЯ. Да-съ, непріятно.

СЫНОКЪ. Если я вамъ мѣшаю……

ДЯДЯ. Да-съ, мѣшаете.

СЫНОКЪ. Я могу уйти.

ДЯДЯ. Да-съ, уйдите.

СЫНОКЪ. Но про Надю вы такъ не смѣете… да! не смѣете! нехорошо! (Уходитъ.)

ДЯДЯ. Нѣтъ! Какова наша великолѣпная Лили, моя благопристойнѣйшая, идеальная сестрица! Примѣрная мать семейства? Матрона благочестивая? А?! Дѣло ясно. Вотъ оно — какъ на ладони. И эта горячность, съ которою Лили защищаетъ негодяя Ѳедора. И эта злобная ревность, съ которою она гонитъ несчастную Надежду. И эта поспѣшная обидчивость на мои слова, что Ѳедоръ, можетъ быть, шелъ совсѣмъ не къ Надѣ…

ДРУГЪ ДОМА (входитъ). Лили… Елены Николаевны нѣтъ здѣсь?

ДЯДЯ. Вотъ еще фигура! Фамильное дополненіе! Благопріобрѣтенный рыцарь Тогенбургъ!

ДРУГЪ ДОМА. Лили… Елена Николаевна такъ растревожена, такъ взволновалась. А вы знаете, какъ я волнуюсь, когда она волнуется.

ДЯДЯ (стоитъ предъ нимъ, скрестивъ руки на груди). «Возьмите ваши слова обратно!».

ДРУГЪ ДОМА. Какъ?

ДЯДЯ. «Возьмите ваши слова обратно».

ДРУГЪ ДОМА. Поль, на васъ лица нѣтъ! Вы разстроены, Поль? Вы больны?

ДЯДЯ. И разстроенъ, и боленъ.

ДРУГЪ ДОМА. И все это — изъ-за…

ДЯДЯ. Изъ-за! изъ-за!

ДРУГЪ ДОМА. Поль! Дорогой товарищъ! Дайте мнѣ вашу руку. Такъ. Будемъ говорить, какъ мужчины, по душамъ. Вы неправы.

ДЯДЯ. Вамъ-то откуда знать, правъ я или неправъ?

ДРУГЪ ДОМА. Если вы питаете слабость къ этой дѣвушкѣ, зачѣмъ вамъ непремѣнно нужно, чтобы она оставалась въ домѣ вашей сестры? Вы человѣкъ съ состояніемъ. Наймите ей квартирку, устройте обстановку, положите приличное содержаніе….