Два часа в благородном семействе, или О чем скрипела дверь - [3]
МАТЬ. Слишкомъ много сказалъ ты, Поль! Слишкомъ много!
НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Богъ тебѣ судья, Поль!
БАБУШКА. У! Безстыдникъ!
МАТЬ. Мнѣ не надо никакихъ доказательствъ. Мой инстинктъ матери, охраняющей свое дитя, мое чувство жены и хозяйки дома говорятъ громче доказательствъ. Но если эта смазливая тварь находитъ въ братѣ Павлѣ такого пылкаго рыцаря…
ДЯДЯ. О, Господи! Да поймите же вы всѣ: я не знаю даже, какъ ее по имени зовутъ.
МАТЬ. Если онъ, ради какой-нибудь развратной горничной, не колеблется унижать родныхъ сестеръ…
ДЯДЯ. Да вѣдь кончено уже съ этимъ! Зачѣмъ же опять?
МАТЬ…. то я сама теперь требую, чтобы вы всѣ присутствовали при томъ, какъ я допрошу Надю.
ДЯДЯ. Кому это надо?
МАТЬ. Пусть братъ Павелъ убѣдится, что я не злодѣйка и одна справедливость говоритъ во мнѣ.
ДЯДЯ. Да къ чему, Лили?
МАТЬ. Нѣтъ, нѣтъ! Я настаиваю.
БАБУШКА (дядѣ). Къ стыду твоему относится!
НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Ахъ, Лили! Какъ ты всегда умѣешь поддержать свое достоинство. А вотъ я — напротивъ.
ДРУГЪ ДОМА (матери). Не волнуйтесь! Только, — ради Бога, — не волнуйтесь! Вы знаете, какъ я всегда волнуюсь, когда вы волнуетесь.
МАТЬ. Добрый мой! Двадцать лѣтъ — и все тотъ же!..
ДРУГЪ ДОМА. Двадцать лѣтъ — и все тотъ же!..
МАТЬ. Какъ летитъ время!
ДРУГЪ ДОМА. Но мы не мѣняемся.
НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Напротивъ!
ДЯДЯ. Хорошѣете!!!
НАДЯ (входитъ). Изволили звонить?
МАТЬ. Подойдите ближе, Надежда. Мой братъ Поль желаетъ спросить у васъ…
ДЯДЯ (сорваяся съ мѣста). Нѣтъ, ужъ это извините! Нѣтъ, ужъ братъ Поль рѣшительно никого ни о чемъ спрашивать не желаетъ! Нѣтъ, ужъ вы не путайте! Нѣтъ, ужъ это безъ меня! (Уходитъ.)
БАБУШКА. Который мужчина полоумный, такъ въ полоуміи и помретъ.
МАТЬ. Вотъ и сказалось оно — мужское-то безпристрастіе! (Другу дома.) Одинъ вы никогда меня не огорчаете.
НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Напротивъ!
МАТЬ. Надежда! Я позвала васъ, чтобы сказать вамъ, что съ этой минуты вы можете считать себя свободною. Я вашихъ романовъ въ домѣ терпѣть не намѣрена. Поняли?
НАДЯ. Такъ точно-съ… Только барыня…
МАТЬ. Безъ оправданій. Мнѣ все извѣстно, все.
НАДЯ. Однако, барыня…
МАТЬ. Русскимъ языкомъ говорю вамъ, что мы не нуждаемся въ вашихъ объясненіяхъ. Ваши похожденія насъ не интересуютъ.
НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Напротивъ!
БАБУШКА. Сама я тебя, соколена, выслѣдила, собственными глазами, сама!
МАТЬ. Запирательства безполезны. Лучше сами признайтесь, что виноваты.
ДРУГЪ ДОМА. За чистосердечное признаніе Богъ прощаетъ грѣшнику половину вины.
НАДЯ. Я, дѣйствительно, очень виновата предъ вами, барыня.
МАТЬ. А! Вотъ я желала бы, чтобы Поль слышалъ!
ДРУГЪ ДОМА. Онъ долженъ слышать!
МАТЬ (Надѣ). Можете идти. Прости вамъ Богъ вашу испорченность и неблагодарность.
Надя хнычетъ.
МАТЬ. Нѣтъ, нѣтъ, просите прощенія не у меня, но у Бога. Пусть Онъ проститъ вамъ порокъ и грязь, которые вы внесли въ нашъ честный домъ, а я… я — мать моей дочери!..
ДРУГЪ ДОМА. Не волнуйтесь же, дорогая, не волнуйтесь!
БАБУШКА. Удивительно, какъ нынѣ все вѣжливо, благородно. Ужъ истинно, Лиличка, ты ангелъ. Доведись мнѣ, да я бы такую мерзавку… А ты — и со двора гонишь, а все на вы.
МАТЬ. Ахъ, мама! Развѣ онѣ цѣнятъ?
НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Напротивъ!
НАДЯ. При всемъ вашемъ ко мнѣ нерасположеніи, барыня, но только — я не своею волею. Вотъ, видитъ Богъ, не своею.
МАТЬ. Намъ все равно, чья тамъ у васъ была воля.
НАДЯ. Конечно, барыня, я должна была себя соблюдать. Но извольте взять въ расчетъ: мое дѣло дѣвичье, робкое.
МАТЬ. Милая, избавьте насъ отъ грязи.
НАДЯ. Ежели они приказываютъ и даже, можетъ быть, грозятъ, что я могу противъ нихъ? Зависимый человѣкъ, какъ есть, беззащитная…
МАТЬ. Довольно.
ДРУГЪ ДОМА. Перестаньте же. Уходите. Какъ вамъ не стыдно? Вы волнуете барыню.
НАДЯ. Извините. Нѣтъ, что же? Я ничего.
БАБУШКА. У, безстыжая!..
ДРУГЪ ДОМА. Нельзя такъ. Надо совѣсть имѣть, надо людей жалѣть. У барыни нервы, барыня волнуется.
НАДЯ. Слушаю-съ. Я не буду-съ. До свиданья-съ. Очень сожалѣю-съ. (Уходитъ.)
МАТЬ. А? Какова?
БАБУШКА. Такъ вотъ все на ладони и выложила.
МАТЬ. Хоть бы чуточку заперлась, хоть бы крошка стыда въ глазахъ!
НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Напротивъ!
БАБУШКА. Ты ей слово, а она тебѣ десять.
МАТЬ. Гдѣ же Поль? Защитникъ угнетенной невинности? Пусть полюбуется, за кого онъ заступался.
ДРУГЪ ДОМА (слѣдуетъ за нею). Только не волнуйтесь!
МАТЬ. О, другъ мой! Какое время мы переживаемъ? Какіе люди? Какіе нравы? Куда мы идемъ? Я васъ спрашиваю, куда мы идемъ?
ДРУГЪ ДОМА. Ради Бога, не волнуйтесь. Вы знаете, какъ я волнуюсь, когда вы волнуетесь.
МАТЬ. Дайте мнѣ руку. Я совсѣмъ ослабѣла. (Уходятъ.)
ДѢДУШКА. Изабелла ослабѣла! Хо-хо-хо-хо!
НЕЗАМУЖНЯЯ ТЕТЯ. Вы, папаша, всегда съ глупостями! (Уходитъ.)
ДѢДУШКА. Бя-ао-а-а!.. Хо-хо-хо-хо!
БАБУШКА. Чему ты, генералъ?
ДѢДУШКА. На всякій случай.
СЫНОКЪ (входитъ). Бабушка, за что мама уволила Надю?
БАБУШКА. Ежели уволила, стало быть, было за что.
СЫНОКЪ. Было! Было! Много вы знаете! Никакого пониманія! Ни малѣйшаго такта! Ну, что я теперь буду дѣлать? Погибшій, несчастный человѣкъ.
БАБУШКА. Ты это — о себѣ?
СЫНОКЪ. Разумѣется, о себѣ, а не о корейскомъ императорѣ.
БАБУШКА. Генералъ, ты слышишь?
ДѢДУШКА. Слышу.
БАБУШКА. Понимаешь?
ДѢДУШКА. Ничего не понимаю.
Однажды в полицейский участок является, точнее врывается, как буря, необыкновенно красивая девушка вполне приличного вида. Дворянка, выпускница одной из лучших петербургских гимназий, дочь надворного советника Марья Лусьева неожиданно заявляет, что она… тайная проститутка, и требует выдать ей желтый билет…..Самый нашумевший роман Александра Амфитеатрова, роман-исследование, рассказывающий «без лживства, лукавства и вежливства» о проституции в верхних эшелонах русской власти, власти давно погрязшей в безнравственности, лжи и подлости…
Сборник «Мертвые боги» составили рассказы и роман, написанные А. Амфитеатровым в России. Цикл рассказов «Бабы и дамы» — о судьбах женщин, порвавших со своим классом из-за любви, «Измена», «Мертвые боги», «Скиталец» и др. — это обработка тосканских, фламандских, украинских, грузинских легенд и поверий. Роман «Отравленная совесть» — о том, что праведного убийства быть не может, даже если внешне оно оправдано.
В Евангелие от Марка написано: «И спросил его (Иисус): как тебе имя? И он сказал в ответ: легион имя мне, ибо нас много» (Марк 5: 9). Сатана, Вельзевул, Люцифер… — дьявол многолик, и борьба с ним ведется на протяжении всего существования рода человеческого. Очередную попытку проследить эволюцию образа черта в религиозном, мифологическом, философском, культурно-историческом пространстве предпринял в 1911 году известный русский прозаик, драматург, публицист, фельетонист, литературный и театральный критик Александр Амфитеатров (1862–1938) в своем трактате «Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«К концу века смерть с особым усердием выбирает из строя живых тех людей века, которые были для него особенно характерны. XIX век был веком националистических возрождений, „народничества“ по преимуществу. Я не знаю, передаст ли XX век XXI народнические заветы, идеалы, убеждения хотя бы в треть той огромной целости, с какою господствовали они в наше время. История неумолима. Легко, быть может, что, сто лет спустя, и мы, русские, с необычайною нашею способностью усвоения соседних культур, будем стоять у того же исторического предела, по которому прошли теперь государства Запада.
«Единственный знакомый мне здесь, в Италии, японец говорит и пишет по русски не хуже многих кровных русских. Человек высоко образованный, по профессии, как подобает японцу в Европе, инженер-наблюдатель, а по натуре, тоже как европеизированному японцу полагается, эстет. Большой любитель, даже знаток русской литературы и восторженный обожатель Пушкина. Превозносить «Солнце русской поэзии» едва ли не выше всех поэтических солнц, когда-либо где-либо светивших миру…».