Дурман-трава - [40]

— Умная скотина! — заметил Родька. — Позавидуешь ему! Ни тебе зависти людской, ни обмана. Чистая, вольная жизнь. Во дожили мы с тобой, Тереха, собачьей жизни завидуем.

— Да. Ему хорониться не от кого, ничего, Родь, все встанет на свои места, мне верится, ей-богу…

9

Кольки не было до вечера. Вернулся он хмурый.

— Вкусно ты готовишь, Сухарь, — закинул удочку Родька, не выдержав молчания, воцарившегося с приходом Сухаря.

— Без тебя известно, — отвечал тот сухо.

— Серьезно. Порадовал после дохлого нашего рациона. Что спасибо, то спасибо. С обеда от стола отойти нет сил, — говорил Терентий, поглядывая на Кольку.

— Кушайте на здоровье, не подавитесь… — Сухарь подошел к нарам и с остервенением стал взбивать и теребить единственную в доме подушку.

— Спать будем? — спросил, подмигивая Терентию, Родька.

— Кто спать, а кто гулять, — Сухарь, покончив с подушкой, схватил с нар кошму и, сложив ее вчетверо, направился было к выходу.

— Что ты как сыч, Сухарь. — Родька усмехнулся, поглядывая искоса в его сторону. — Ночью работаешь, днем спишь.

— Характер у меня такой, — огрызнулся тот, почесывая подрастающий ежик волос на голове. — Да и что вы зенки на меня вывалили? Красивый я… а? — Он провел крупным узловатым кулаком по плоской своей роже. — Образина… — добавил он раздраженно, схватил со стола кусок балыка и, сунув его за пазуху, пошел к дверям.

— Да постой ты, злобная душа. Поговорить надо. — Терентий задержал его за рукав. Сухарь отдернул руку.

— Все обговорено. Трогать вас не стану… Только и вы мне душу не выворачивайте…

— Худого тебе не желаем. Сам исповедуешься, потом сам и дуешься. Да ты постой, послушай, что тебе скажем.

— Ну что? — Сухарь остановился в дверях, недоверчиво поглядывая.

— Денег много у тебя на свободе? — спросил Терентий и тут же догадался — не то бы надо говорить.

— Все мои, — отвечал Сухарь.

— Это естественно… На них и не рассчитываю. Скажи тогда, твердо ли решился на свое дело или другого выхода не нашел?

— Да что ты ко мне прилип! Ну как стукач. Давно мне вопросов не задавали…

— Так как? Твердо? — не обращая внимания на Колькины слова, повторил Терентий. — Я предлагаю другое дело, Сухарь… и, кажется, если выгорит оно, нас и простить могут. Во всяком случае, срок скостят, уверен. А ежели нет, то после и отсидеть не зазорно, а может, и умереть. Дело стоящее.

— Не крути, говори, что задумали, да в баню я полезу. — Сухарь вернулся к нарам, сев, стянул сапог, заглянул в голенище. — Ага, гвоздь в пятке торчком, — он вытянул руку из сапога и поглядел на Терентия. — Ну слушаю, слушаю…

— Я лучше других знаю места нахождения деминского золота, — начал Терентий.

— Что, что? — Сухарь поставил сапог на пол и заинтересованно посмотрел на Терентия, забыв о гвозде в сапоге, натянул его на ногу.

— Мы находим это месторождение, передаем его координаты государству. Открытие это важное. Дело жизни, и не одной. И если бы нам удалось его найти… — Терентий передохнул. — Тогда и умереть можно со спокойным сердцем…

— А я не собираюсь подыхать, — категорично заявил Сухарь, — с чего это ты взял, что Колька Сухарь решил подыхать… Это все? — Колька опять стащил с ноги сапог. — Ты поешь, словно это золото уже у тебя в кармане. Дуришь, парень. Да где ты это золото найдешь, остолоп… Ты что, тут всю жизнь прожил?

— Снаряжение кой-какое я достану, живет тут неподалеку, суток пять ходу, жена моя. Карты снимем у геологов или туристов, этим я тоже сам займусь, тебе с твоей харей и татуировками никто не поверит, что ты просто в отпуске и прогуливаешься по тайге. И потом, видишь ли, Сухарь, я этим занимался раньше и о деминском месторождении узнал задолго до колонии. И если бы не попал в нее, быть может, это месторождение больше бы не искали. Без хвастовства, дай бог, чтоб кто-нибудь в Союзе, хоть и самый именитый ученый, собрал бы о деминском золоте столько материалов, сколько удалось мне. И потом, Сухарь, не забывай, что, если бы не моя тупая башка, диплом бы я получил как раз четыре года назад. Причем не просто дерматиновые корки, но заслуженные, в том уверен я абсолютно…

— Постой, разошелся. Верю… Только зачем казне передавать?

— Как же зачем? Кому же тогда?

— Никому. Самим жить вволю…

— На какой воле! Опять по строгим мыкаться? Хорош… Ты вот рассказывал о своей житухе…

— Ты это не трожь…

— Нет, уж ты договаривай свою историю. Где семья твоя? Где твой дом родной? Ага, застыл… Вот я и говорю, какая ж это воля? Век бы такой воли не видать…

— Ты что, в натуре агитатором заделался, — снова запихивая ногу в сапог, недовольно отозвался Сухарь. — А ты меня не агитируй, я сам кого хочешь сагитирую…

— Как хочешь. Только дело это честное и самое толковое в нашем положении.

— Дело говорит Тереха, — подтвердил Родька и спросил: — Слушай, а что, мы сразу и заявим о себе… Тут же, не заезжая в Ленинград, Тереш?

— А что ты предлагаешь?

— Думаю, что лучше б нам сначала домой попасть…

— Для этого денег порядочно надо, на троих… Тут сотней не перебьешься. В наших робах в Питере долго не проходишь, в момент повяжут. А раздевать я никого не собираюсь, Родя.

— Так-то оно так, и я влипать на грабеже не собираюсь. Загоним немного золотишка какому-нибудь деляге стоматологу — и ладушки. Так как, Сухарь?