Дурацкое пространство - [15]

Побрел. Суки, скользкие какие. Как-то все было не так. Следовало, видимо, выбросить их куда подальше, эти сандалеты. Я странным образом балансировал на круглых валунах, матерясь сквозь зубы. Дойдя до середины, оглянулся. Холодная вода растворяла ремешки, она их ела, наподобие кислоты. Психоделическое зрелище: нет ни того берега, ни другого. Все в этом долбаном мареве. Что говорить о будке, если даже окна домов что по эту сторону, что по ту не видны.

Чуть не упал (на камнях наросла какая-то плесень, а, впрочем, фантазии), кое-как дотащился до берега. Колокол дал по мозгам еще раз. Шаркая почти оторванными подошвами, как-то добрался до квартиры. Диван.

* * *

Утро было тоскливым. Опять выходной, опять воскресенье. Туман загустил, он явно не собирался сделать перерыв на обед; что было вчера, то же самое было и сегодня, хотел я этого или нет. Стекла окон были на редкость тупо-матовыми, вот очередной повод их не мыть. Хотя пол чист, и в духовке не так уж грязно.

С момента пробуждения меня клинила мысленка: надо бы пойти в дом Маргариты; может быть, она, нагулявшись в своих сраных параллельных мирах, уже и вернулась. Нет, бесполезно. А сколько не оттягивай решение — все равно ведь придется войти в пустую квартиру, глуховато брякнув ключами (не забыть бы подкинуть какой-либо тухловатой рыбешки лестничной кисуле), поозираться, нагло просмотреть ленту телеграфа, усесться и ждать. Когда-нибудь она появится. Проспать бы сутки, лучше двое, но это нереально. Маргарита, ведь ты когда-нибудь придешь.

Сколько я ни оттягивал поход, путешествие все-таки пришлось совершить. Я, как обычно, обогнул старый дом, который так и не удосужились отреставрировать: следы ББ — бактериологических бомб, этих въедливых зараз, которые семьдесят лет назад жрали буквально все: металл, камень, пластмассу, дерево, да и человечинкой не брезговали — собственно для того они и были придуманы — оставили на фасаде следы; завернул за угол, поборолся немного с искушением заглянуть в заведение, где пиво не всегда было жидким; дальше. Прошел, благо было немного. Вот и подъезд. С консьержкой мы уже друзья. Как-то пошло она себя ведет: накидывает зачем-то свитер, который я оставил, забыв, у Маргариты. Доброму вору все впору. Киска мяучит. А Маргариты нет.

Я так и знал.

Вот ведь обломище.

Забавно, но в холодильнике у нее, как и у меня, находится лишь пачка кефира. И еще заплесневелый сырок. О, теперь можно почувствовать себя аристократом.

Жру эту гниль.

Где Маргарита?

Н-да, как-то мне не очень поверилось в эти ее разглагольствования о параллельных мирах. Я, поверьте, человечек простой, книжек умных не читаю. Не верю я в это дерьмо.

Ведь эдак можно дозвидеться до шут знает чего. Иные миры. Как-то читал я этих ваших фантазеров. Да, чувак там салют как попал. Таинственные ситуации объясняются очень элементарно — баба не в состоянии думать своими мозгами никак, она думает, увы, щелью. Мой жизненный опыт говорит: не верь. Все это пиздеж.

Все ложь. И Маргарита, выходит, тоже?

Лгала она мне когда-нибудь?

Заморочился. Перешел в малую и стал рассматривать копии.

Я вторгся во что-то интимное. Было стыдно.

Копиями был под завязку забит нижний ящик секретера; я даже удивился, как Маргарите удалось так плотно все это засунуть. Так. Fello. Scoce. Аnioni — одно лишь созерцание пленок вызывало чувство, граничащее с самыми похабными фантазиями. Маргаритиной аккуратной рукой были приклеены ярлыки; на каждом яуфе красовалась бумажка, надписанная красными чернилами, и была закатана под скотч. Липкая лента была шире и длиннее росчерка; только на втором справа контейнере вышло не так. На нем была надпись — ящик был обозначен; красовалось единственное словечко: «Я».

Я спускал ленту на пол, меня уже не трогали этические проблемы вкупе с мозговыми тараканчиками. Зачем?

Не было проектора, вот засада. Да и пес с ними всеми, глаза умеют работать наподобие скачкового механизма, будь он грейферным или мальтийским. Если достаточно быстро моргать, ряд из трехсот скульптур, обнаруженных на том самом затонувшем — и внезапно поднявшимся из пучины островом — он, оказывается, дает кинематографический эффект. Предки не были дураками и оставили нам такое вот каменное кино.

Фильм этот, коротенький, не раз демонстрировался в сборниках.

* * *

Есть другие города. Странные, может быть? Города, по которым бродишь, как чокнутый; сесть на автобус и проехать всего лишь одну остановку кажется похабщиной: это как пройти через канал, заебнуться, кося глазом на магистральный; увы, набор светлячков — не мерцает — он тупо включается и выключается; а лампа так называемая накаливания, имея в своем напряжении то ли двенадцать, то ли всего двадцать четыре вольта, или около того, раздумывает, чтобы включиться. Потом она раздумывает, когда приходит время выключаться. Короткопереходники или что-то в этом роде не нравятся никому; включение, оно же выключение: это, знаете, не по кайфу, ребята. Слишом нехорошо это как-то мигает, неправильно, слишком жестко; а вот что: не надо трогать линзы Френеля и лампы накаливания, оставьте, ради бога. Вы даже не можете представить себе, каким дерьмом обернулась ваша забота о нас. Угол поля зренияё помозговали вы, да идите в жопу, лампа — идиот. Сигнал должен быть, теоретики. Он, во-первых, должен быть сфокусирован уже трех градусов, во-вторых, он обязан приходить к машинисту, как напоминание о неверности жены! Сигнал должен читаться ясно и четко!