Дунай - [7]

Нет никакого крана — ни в доме, ни снаружи. Вода, заливающая луг, из которого вытекает Брег, появляется из трубы, которая торчит прямо из земли; чуть выше виднеются белые пятна — возможно, тающий снег вместе с другими ручейками и есть источник воды, которой пропитана почва. В любом случае вода поднимается по трубе, плещет из нее. Старуха приставила к трубе полый ствол дерева, образующий подобие водостока. Из трубы вода выплескивается в этот примитивный водосток, а из него попадает в ведро, в которое старуха набирает воду. Ведро всегда полно, воды больше, чем нужно, она постоянно прибывает, стекает по склону, заливает и пропитывает луг, смачивает почву, из которой, в расположенной ниже впадине, рождается исток Брега, то есть Дуная.

Во всем этом нет никакого открытия. В выдающемся труде, написанном в 1785 году, Дунайский антиквар (псевдоним, под которым скрывался Иоганн Герман Дильгельм) рассказывает о доме на горе Абноба, на крыше которого два водосточных желоба: из одного вода течет в Дунай, из другого — в Рейн. Ниже Антиквар упоминает трактир, расположенный рядом с дорогой на Фрайбург и носящий название «Kalteherberg» («Свежая гостиница»). На крыше трактира дождевая вода делится на два ручейка, один втекает в Дунай, другой — в Рейн. Следовательно, с давних времен водосточный желоб — лейтмотив в остром споре об истоках реки. Конечно, в чрезвычайно эрудированном изложении Антиквара вода из водостоков попадает в уже существующий Дунай, в то время как Амедео, если забыть о промахе с краном, утверждает, что водосточный желоб и есть исток Дуная, то есть Дунай. Нам так мало известно, что, прежде чем объявлять истину в последней инстанции, следовало бы обсудить все хоть пару раз, подобно готам, которые за это так нравились Стерну, — сперва обсудить под хмелем, а потом — когда опьянение пройдет. Впрочем, готы клялись богом Истром, а в некоторых надписях из Реции имя бога Данувиуса стоит рядом с Юпитером Оптимусом Максимусом.

5. «Стоящая за нациями», или Общегерманская, Миттель-Европа

Поклясться Дунаем, что водосточный желоб и есть Дунай? Здесь не хватает первейшего фундамента, основы, на которой все покоится: водосток, питающий источник, в свою очередь питается от источника. Дунайская цивилизация уже в расцвете, мы в мире Параллельной акции, описанный Музилем комитет, готовящий празднование семидесятой годовщины правления Франца Иосифа, решает прославить основополагающий принцип австрийской цивилизации (а также европейской цивилизации tout court[8]), но никакого принципа не обнаруживает и понимает, что эта цивилизация подобна воздушному замку, вся ее громоздкая махина ни на что не опирается.

Можно рассматривать описание водосточного желоба, орошающего питающую его почву, как коварный домысел ученого в отпуске, однако достоверно известно, что в Донауэшингене, где находится официально признанный исток Дуная, Дунай впадает в Бригах, то есть в собственный рукав. Надпись, высеченная на круглой чаше, в которую собирается вода из источника, гласит, что некогда настоящий Дунай, небольшой самостоятельный поток, струился параллельно Бригаху, а через два километра соединялся с Бригахом и с Брегом, образуя единую реку, которая называется Дунай, однако с 1820 года воды ручья текут по подземной трубе и вливаются в Бригах. В таком случае длина истинного Дуная двести метров, это малый приток Бригаха; впрочем, официально Дунай начинается чуть дальше, с места уже упомянутого слияния с Бригахом, с Брегом и, строго говоря, со спокойной, stille, Музель — тихой речушкой, которая течет из Бад-Дюрнхайма и которую можно запросто перепрыгнуть. Километров через двадцать-тридцать, в Иммендингене, Дунай вообще исчезает, хотя и на время: река уходит в расщелины скал и вновь появляется на поверхности сорока километрами южнее под именем Аах, затем впадает в Боденское озеро, а значит, в Рейн, об истоках которого спорят не меньше, чем об истоках Дуная. Следовательно, Дунай, хотя бы отчасти, — приток Рейна, он впадает не только в Черное, но и в Северное море: в этом — триумф Рейна над Дунаем, отвоеванная победа Нибелунгов над гуннами, владычество Германии над Миттель-Европой.

Начиная с «Песни о Нибелунгах», Рейн и Дунай соперничают друг с другом, бросают друг другу вызов. Рейн — это Зигфрид, германская добродетель и чистота, преданность Нибелунгов, рыцарский героизм и бесстрашная любовь немецкой души к фатуму. Дунай — это Паннония, царство Аттилы, восточное, азиатское изобилие, которое в заключении «Песни о Нибелунгах» берет верх над германской доблестью; когда бургундцы пересекают царство Аттилы, направляясь к коварному гуннскому двору, их судьба — немецкая судьба — уже предрешена.

Дунай зачастую окутывал символический анти- немецкий ореол, на его берегах встречались, сталкивались, смешивались разные народы, это не Рейн, мифический хранитель чистоты расы. Дунай — река Вены, Братиславы, Будапешта, Белграда, Дакии, пояс, что пересекает и опоясывает, подобно опоясывавшему греческий мир Океану, габсбургскую Австрию, миф и идеология которой стали символом многообразного, наднационального койне, империи, правитель которой обращался «к свои народам» и гимн которой пели на одиннадцати разных языках. Дунай — это немецко-мадьярско-славянско-романско-еврейская Миттель-Европа, полемически противопоставленная Германской империи, «стоящая за нациями» ойкумена, воспетая в Праге Иоганнесом Урцидилем, мир, что виднеется «за нациями».