Дуэль четырех. Грибоедов - [215]

Вследствие пакостного закулисного заговора в Аахене четыре державы встретились с Францией. Вывод из Франции оккупационного корпуса между ними предрешён был заранее, не позднее конца ноября. Французский министр Ришелье, друг и ставленник императора Александра, устроитель Одессы, убеждённый, однако умеренный роялист, защитник ограничительных конституционных начал, напуганный кровожадным белым террором, предложил превратить союз четырёх в союз пяти, приняв в него Францию на равных началах, для чего надобно было всем позабыть, что Франция побеждённая сторона. Натурально, император Александр поддержал предложение герцога де Ришелье. Ему возразил британский министр. Речь, сказал он, не в том, чтобы воротить Франции её прежнее положение в содружестве европейских держав, а в том, какую политику после вывода войск станет проводить в отношении Франции союз четырёх, чтобы воспрепятствовать ей злоупотребить своей вновь обретённой свободой, ибо Франция, как никогда, собой представляет очаг революций и разрушений; и вновь Австрия и Пруссия взяли британскую сторону против одинокой России.

Отстранив таким образом Францию, четыре державы подписали конвенцию, которой подтверждали полнейшее согласие между собой по всем важнейшим вопросам европейской политики и оставляли за собой безапелляционное право вновь соединить свои армии и вводить их во Францию, в тех случаях, разумеется, если в ней вспыхнут волнения, которые окажутся опасными для спокойствия и безопасности её ближайших соседей, что при неопределённости этой ловко составленной формулы означало полнейший произвол в отношении Франции, причём Британия схитрила и тут, поставив условием всякий раз обсуждать вопрос о спокойствии и безопасности, исключая воцарения кого-либо из проклятой династии Бонапартов.

Одержав очередную победу чужими руками, изворотливая Британия первой сообразила, что слишком было бы нерасчётливо ссориться с императором Александром, который располагает самой многочисленной и самой победоносной армией в мире, и Франция, только что схваченная добродетельными союзниками за горло, была беспрепятственно включена в союз четырёх, причём оговаривалось единственное условие: Франция тоже обязана вставать на защиту порядка, Венским конгрессом предписанного Европе по пунктам. После этого хитроумного акта все пять держав договорились о том, что каждый раз они станут съезжаться на встречу, как только возникнет необходимость кого-нибудь приструнить и туда ринуть свои войска, где займётся ненавистный пожар революции; правда, по приглашению той страны, где займётся пламя свободы, имея в виду не жаждущий свободы народ, а его государя, против которого война за свободу и занялась. Натурально, все пять держав приняли на себя приятное обязательство неукоснительно исполнять высокие принципы международного права, подавать пример правосудия, умеренности, согласия, все свои помышления направлять на покровительство мирным искусствам, на увеличение благосостояния и на пробуждение тех религиозных и нравственных чувств, которые так прискорбно ослабли под воздействием преступных идей освобождения личности, освобождения собственности и ниспровержения всех привилегий, благоразумно умалчивая о том, что отныне эти пять великих европейских держав станут решать, что есть правосудие и что есть международное право.

Что поджидает после этого бедную миссию в Персии? Ничего хорошего там не поджидает её, а скверность одна, поскольку британская дипломатия стёрла все заслуги России, всего четыре года назад освободившей Европу, связала ей руки, восстановив против неё её ближайших соседей, и уж без оглядки ринется пакостить ей на всех направлениях — в Персии прежде всего, с этими безотрадными мыслями Александр поспешил к Алексею Петровичу.

Уже ознакомившись с точно такой же бумагой, полученной штабом наместника, дав ему говорить, Алексей Петрович охотно с ним согласился. По его сведениям, полученным от надёжных лазутчиков, в Тебризе нарушением пункта трактата и на деньги британского кабинета полным ходом идёт подготовка к новой войне, которая, в мечтаниях Аббаса Мирзы, выбросит Россию из Грузии за Кавказский хребет и поднимет на неё весь Кавказ, чем и заняты персидские эмиссары в Дагестане, в Чечне и Кабарде.

Между тем наше положение за Кавказским хребтом самоубийственно. Алексей Петрович оборотился к карте Кавказа, вечному спутнику его военных трудов, и пригласил Александра и своих офицеров, которых не упускал случая чему-нибудь научить, вдоволь наученный их только что не полным невежеством, вглядеться попристальней в её очертания:

   — Русская равнина, которую исстари мы обживаем, имеет естественные пределы в течении нескольких рек, удобно обороняемых в случае нападения. На западе это Днестр, по течению которого наша летопись расселяет уличей и тиверцев — две ветви могучего славянского племени; а к северу верховья Буга и Немана. Мы долго большой кровью возвращались к этим пределам, принадлежавшим нам искони, однако идти далее было нашей ошибкой. Самой крупной и самой глупой ошибкой великой Екатерины была та, что она дала согласие на разделение Польши.