Дуэль четырех. Грибоедов - [217]
— Стало быть, по-вашему, к лучшему; из Грузии выйдем, пусть бестолковых грузинцев перережут совместными ордами персияне и турки, мастера вырезать всех без остатка, а мы встанем на естественные пределы по Кубани да Тереку, от одного вида такого количества войск в один миг угомонятся и Дагестан, и Кабарда, и Чечня, а мы вкусим все сладости мира — верно я понимаю?
— Эх, Александр Сергеич, кабы этакое чудо было возможно, так я бы век об этом Бога молил; да уж раз вошли, так не по-русски грузинцев бросать на ножи, какой ни бестолковый народ: груздем назвались — как у нас говорят, — придётся нам за этих грузинцев насмерть стоять, иначе мы не умеем. А пока вот вам задача для миссии, из первых первейшая: от войны оборонительной нас оберечь, то есть Аббаса Мирзу[162] от войны отклонить, а с ним и вторая: оберечь от совокупного действия турок и персиян, то есть перессорить их между собой, а много лучше, если Аббас Мирза устремится вместо нас на Стамбул, поскольку к войне наступательной мы ещё не готовы, для нас нынче первое дело Чечня, путь безопасный от Моздока в Тифлис.
— На сей подвиг миссия как будто мала.
— Я Христом Богом молил, да в Петербурге глухи и слепы на нас, в Европу сильно глядят, большей миссии нам не дадут, вся надежда на Мазаровича да на вас, порадейте, сердешные, басурманам не выдайте нас.
Александр был рад порадеть, да каким чудом они вдвоём с Мазаровичем, венецианцем, нерусского подданства, удержат Аббаса Мирзу от войны против нас, да ещё напустят стервеца на Стамбул, он не мог ума приложить. Всякую цель поставить легко, вот только путь к ней лежит по горам.
Алексей Петрович взглянул на него испытующе:
— Ничто не оскорбляет так самолюбия, как быть обманутым, а между тем должно вам знать, персияне славятся свойствами коварства и хитрости, тогда как русский народ доверчив и прост.
Уж тут не одна важная цель, уж тут борьба да борьба, неприметная, тайная, оттого и обманчивая, оттого и чрезвычайно опасная.
Что ж, он стоял в начале пути. Он был образован, пожалуй, умён, по-русски доверчив, но вовсе не прост. Владимиры и Мономахи его вдохновляли. Он был знаком с блестящими уловками Талейрана и по возможности изучил те интриги, какими кишмя кишел далеко не мирный Венский конгресс. Однако ж был ли он дипломат по природе своей? Что на это он мог отвечать? Стремглав бежал из Петербурга, от безделья, от скуки, от разврата, какой неизбежен в столице, ан глядь, что в полымя из огня. Как постичь тут игры судьбы? Всё та же бездна зол! Неужто он обыкновенный человек?!
Обыкновенным человеком страсть как быть не хотелось. Он было попристальней вгляделся в себя, да быть пристальным ему помешали. Тифлис напропалую праздновал православное Рождество, Новый год, учреждённый Петром, съезд русских офицеров отдыхом с Линии и волей зимы съезд грузинских князей, которым отсутствие грамот дворянских пить и плясать с утра до утра ничуть не мешало. Балы гремели кругом, лишь бы имелось пространство для столов и пространство для танцев, что в азиатских постройках была крайняя редкость. Новостройки Алексея Петровича кстати выручали сей празднолюбивый народ. В необжитых, порой в полуобстроенных залах дни и ночи клубился, смеялся, гремел бал не бал, праздник не праздник, столпотворенье людское, смесь черкесок, мундиров и фраков, чёрных глаз, алых роз, азиатских благовоний и парижских духов.
Александр в водоворот раз попал, и его понесло, без ума, без запросов к себе и к своей точно пьяной судьбе; танцевал до усталости ног, в вист пускался по маленькой и по большой, по счастию, без урона для своего кошелька, музицировал на радость раскрасневшимся дамам, слава Богу, искривлённый мизинец ему не мешал, так он до того был тому рад, что, присев к фортепьянам, об себе забывал.
Блужданья по гостиным и залам вдруг прекратились. Однажды он пробудился около полудня. Его ожидал задумчивый Амбургер. После двух бутылок шампанского, выпитых в кругу офицеров, незнакомых, казалось, ни с опьянением, ни тем паче с похмельем, голос Амбургера показался скрипучим:
— Вчерась вас разыскивал Мазарович, да, клянётся, нигде не смог отыскать.
Помилуйте, так и сказал, совсем обрусел, точно свет увидел в Тамбове, эка пленителен русский-то дух; Александр хохотнул, ощутил резкую боль в голове и всё-таки пошутил:
— Вчерась я бы сам себя нигде не нашёл.
Амбургер, верно, не пил вчерась ни глотка и не был склонен шутить, поглядел с осуждением, со значением объявил:
— Выезжаем в конце января.
Александр присел на измятой постели:
— Слава Богу, давно уж пора, как я погляжу, в Тифлисе нынче второй Петербург.
Амбургер указал кивком головы:
— Кстати, из Петербурга почта для вас, два письма да толстый пакет, разбирали вчерась у Наумова, так я принёс. Едем верхом. Мазарович приказал купить лошадей и выдал деньги из миссии. Деньги при мне и для вас. Я как раз на базар. Вы со мной?
Александр встрепенулся, с жадностью схватил долгожданные письма, скороговоркой проговорил:
— Андрей Карлович, будьте другом, идите один, купите мне что-нибудь, вы, я чаю, лучше меня разбираетесь в лошадях, хоть я и в кавалерийских резервах служил.
Новый роман современного писателя-историка В. Есенкова рассказывает о временах правления российского царя Иоанна Грозного. В центре внимания автора — события Ливонской войны и поход хана Девлет-Гирея на Москву, погром в Великом Новгороде и победа над крымскими татарами в битве при Молодях. И, конечно, противостояние царя Иоанна и митрополита Филиппа, яростно осуждавшего опричный террор и кровавые неправедные казни.
Новый роман современного писателя-историка В. Есенкова посвящён виднейшему деятелю Английской революции XVII в., руководителю индепендентов, лорд-протектору Оливеру Кромвелю (1599—1658).
«Тысячи лет знаменитейшие, малоизвестные и совсем безымянные философы самых разных направлений и школ ломают свои мудрые головы над вечно влекущим вопросом: что есть на земле человек?Одни, добросовестно принимая это двуногое существо за вершину творения, обнаруживают в нем светочь разума, сосуд благородства, средоточие как мелких, будничных, повседневных, так и высших, возвышенных добродетелей, каких не встречается и не может встретиться в обездушенном, бездуховном царстве природы, и с таким утверждением можно было бы согласиться, если бы не оставалось несколько непонятным, из каких мутных источников проистекают бесчеловечные пытки, костры инквизиции, избиения невинных младенцев, истребления целых народов, городов и цивилизаций, ныне погребенных под зыбучими песками безводных пустынь или под запорошенными пеплом обломками собственных башен и стен…».
«Иван Александрович, сорвав теплое пуховое одеяло, вскочил босыми ногами на жесткий коврик, брошенный возле дивана. Нужно было стаскивать измятую ночную сорочку, однако руки висели как плети, не повинуясь ему. Было холодно, неприютно нагретым под одеялом ногам, и он с отвращением думал о том, какую бездну невнятных, лишенных для него интереса бумаг предстоит с наивозможнейшей тщательностью прочесть, вместо того, чтобы с головой погрузиться в «Обломова»…».
Роман В. Есенкова повествует о том периоде жизни Ф. М. Достоевского, когда писатель с молодой женой, скрываясь от кредиторов, был вынужден жить за границей (лето—осень 1867г.). Постоянная забота о деньгах не останавливает работу творческой мысли писателя.Читатели узнают, как создавался первый роман Достоевского «Бедные люди», станут свидетелями зарождения замысла романа «Идиот», увидят, как складывались отношения писателя с его великими современниками — Некрасовым, Белинским, Гончаровым, Тургеневым, Огарёвым.
Новый роман современного писателя В. Есенкова посвящён одному из самых известных правителей мировой истории — английскому королю Генриху VIII (1491—1574).
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Как неповторим поэтический дар Тютчева, так уникальны и неповторимы его судьба и духовный облик, оказавшие неизгладимое влияние на современников. Исследовав неизвестные архивные материалы, в том числе дневники младшей дочери поэта Марии, Юрий Когинов впервые показал многообразный мир семьи великого поэта и какие поистине трагические события прошли через его сердце. Всё это сделало роман «Страсть тайная» по-настоящему глубоким и волнующим.
Роман О. Михайлова повествует об одном из родоначальников и реформаторов русской литературы. Жизнь талантливого поэта, истинного гражданина и смелого человека изобиловала острыми драматическими конфликтами. Храбрый гвардейский офицер, видный государственный деятель, Г.Р. Державин не страшился "истину царям с улыбкой говорить", а творчество его дало толчок к развитию современных жанров литературы, который трудно переоценить.
Много ли в истории найдётся лиц, которым самим фактом происхождения предопределено место в кругу сильных мира сего? Но, наверное, ещё меньше тех, кто, следуя велению совести, обрёл в себе силы отказаться от самых искусительных соблазнов. Так распорядился своей судьбой один из благороднейших русских людей, граф, а в отечественной литературе талантливейший поэт и драматург — Алексей Константинович Толстой, жизни и творениям которого посвящён роман известного писателя-историка Ю. Когинова.
Удивительно тонкий и глубокий роман В. Рынкевича — об ироничном мастере сумрачной поры России, мастере тихих драм и трагедий человеческой жизни, мастере сцены и нового театра. Это роман о любви земной и возвышенной, о жизни и смерти, о судьбах героев литературных и героев реальных — словом, о великом писателе, имя которому Антон Павлович Чехов.