Другой Зорге. История Исии Ханако - [82]

В конце мая скульптурный портрет Рихарда Зорге экспонировался на персональной выставке автора в большом книжном магазине «Марудзэн» в районе Нихонбаси по соседству с Гиндзой. Мероприятие проходило скромно: был снят один зал на втором этаже, участники и приглашенные — друзья скульптора. Бюст Зорге установили недалеко от входа, на уровне глаз, на покрытом белом тканью квадратном постаменте из черного гранита. Как и планировалось, бюст отлили из черной бронзы, и он производил солидное впечатление, особенно на фоне большинства гипсовых работ. И Ханако, и скульптор остались довольны, но забрать работу пока не было возможности.

С наступлением июня у Ханако появились легкий жар и кашель, и некоторое время пришлось провести в постели. Это было мучительно — она беспокоилась по поводу бронзового бюста и, не слишком задумываясь о том, что ей может стать хуже, отправилась к главному редактору, как только смогла подняться на ноги. Бюст Зорге уже вернули с выставки и установили в токонома. До дома Исии его не успели доставить, потому что он оказался слишком тяжелым, но Ханако настолько надоело за прошедший год возвращаться домой с пустыми руками, что она, хотя и не смогла справиться с тяжестью скульптуры, забрала с собой подставку для нее, тоже весьма увесистую. Ей повезло — по пути домой, в электричке она встретила самого скульптора, которому с чистым сердцем и разрешила довезти тяжеленную ношу до ее дома, а в благодарность накормила его так любимыми когда-то Максом Клаузеном сукияки. Дней через десять, договорившись с племянницей, Ханако перевезла домой и сам бюст.

Скульптуру не стали устанавливать на подставку, а водрузили на комод — в один ряд с павловниевым коробом, в котором хранилась урна с прахом Зорге. Естественно, Ханако постоянно поглядывала на портрет, оценивала его с разных точек комнаты и при разном освещении, и чем больше она на него смотрела, тем меньше он ей нравился. Ей опять чего-то не хватало в образе Зорге — таком, каким его представил скульптор, никогда не видевший живого Рихарда. Ханако вспомнила, как увидела когда-то в художественном альбоме скульптуру Бальзака, подвергавшуюся суровой критике за непохожесть на оригинал, но одновременно передававшую образ писателя, проступавший сквозь его произведения. Портрет литератора цеплял сердце смотрящего, заставлял его приглядеться к человеческой сущности этого человека, хотя, может, и в самом деле не слишком походил на живого Бальзака. Как раз этого и не хватало Ханако в бюсте Зорге: он был похож, но это не был Зорге как человек. Ханако стало ясно, что нужен другой бюст.

В создании его не было никакой срочности. Урна с прахом стояла рядом на комоде, а в том же месяце Ханако еще и сдала в переплавку золотые коронки со вставных челюстей Зорге. Получилось отличное кольцо, которое она надела на палец, сама обручив себя с Рихардом. Теперь он не мог сказать, что он слишком стар для нее или что ей лучше найти японского мужа. Он безмолвно и недвижимо наблюдал за ней из павловниевого короба на комоде, а она любовалась кольцом, о котором мечтала столько лет и которое теперь уже никто и никогда не смог бы снять с ее пальца. Своей преданностью любимому, страданиями, которые она вынесла ради него, и решимостью бороться дальше за возможность рассказать людям правду о другом — настоящем — Зорге она завоевала право называться его женой. Не первой, не единственной, может быть, даже не самой любимой. Но последней и полностью его — до каждой клеточки тела, каждого нерва, до последнего вздоха.

И все же… Ханако хотела новый бюст и все яснее сознавала, что сделать его может только она. Сама. Правда, она этого не умеет — ну и что? Можно же научиться! Она немедленно написала все тому же скульптору, что хочет освоить искусство лепки, и надо отдать ему должное — он сразу откликнулся и прислал ей на дом специальный станок и глину. Правда, станок был самодельный и не хотел вращаться, но и с ним можно было начать учиться. Глины тоже оказалось маловато, но и с этим количеством еще предстояло справиться. Мастер сам преподал начинающей пару первых уроков, и с необыкновенным жаром Ханако приступила к работе.

Каждый день она перебирала все фотографии Зорге, что имелись в ее распоряжении, смотрела на них и так и сяк, пытаясь увидеть особенности формы черепа и черт лица. Потихонечку начала лепить из глины, что было непросто, учитывая еще и то, что на дворе стоял жаркий июль и глина мгновенно высыхала. Ее приходилось постоянно смачивать, а уходя, накрывать влажной тряпкой. Поскольку подставка не вращалась, Ханако сама ходила вокруг нее кругами, вертела на столе, царапая столешницу и стараясь изо всех сил сделать идеальный макет. Не получилось — кончилась глина. Ханако решила уменьшить бюст и сделать модель меньше натурального размера. Это оказалось сложнее, и она снова передумала, ринувшись на поиски глины. В конце концов ее удалось достать у того же мастера, но, начав вторую по счету переделку, она вспомнила его слова о том, что стоит изменить одну деталь, как в итоге все придется лепить заново. Так и вышло. Она удалила ту глину, что уже добавила к полученному эскизу, и опять вернулась к портрету в несколько уменьшенной пропорции. Каждый день она все вносила и вносила какие-то поправки и, совершенно измучившись, сказала сама себе: хватит, будем отливать, как есть. Но и найти подходящую мастерскую оказалось не самым простым делом. В начале августа Ханако отправилась по рекламному объявлению в местечко Экода. С трудом найдя там мастерскую, она переговорила с хозяином. Поначалу тот запросил за отливку пять тысяч иен, но Ханако убедила его сделать ей скидку как начинающему автору, и они сошлись на трех с половиной тысячах.