Другой Зорге. История Исии Ханако - [113]
В театре был аншлаг. Местные газеты сообщили, что на премьере ожидается лично вдова Зорге, прибывшая из Японии, и ни одного свободного места в зале не осталось. Ошеломленная Ханако думала даже отказаться от просмотра — она решила, что ей некуда будет сесть, но Вера Сергеева ее успокоила и провела на первый ряд.
Перед тем как поднялся занавес, на сцену со словами приветствия вышел художественный руководитель театра, а как только стихли аплодисменты, грянула увертюра. По мнению главной гостьи спектакля, музыка была настолько хороша, что могла бы с успехом исполняться в европейской опере. Удивило Ханако и художественное оформление спектакля.
На сцене, задник которой изображал небо Токио, Москвы и Шанхая, демонстрировалась передача радиосигнала со шпилей зданий этих городов. Для показа слайдов использовались проекторы, активно задействовались световые эффекты, декорации сменялись в темноте за словно прозрачным занавесом, быстро вращалась сцена. Крупным планом было показано лицо Зорге — еще молодого, неустрашимого, энергичного. Все было смонтировано так искусно, что казалось, он сам что-то говорил по репродуктору. Обстановка в зале, накаленная еще музыкой увертюры, становилась все волнительнее, из разных концов слышался шум, то и дело прокатывалась волна аплодисментов.
В какой-то момент сцена превратилась в светлое помещение немецкого посольства, по которому сновали посол Германии Ойген Отт, его друг и консультант доктор Зорге, сотрудники посольства, появилась и молодая очаровательная секретарша.
Понимала ли Исии Ханако, что происходило на сцене? К сожалению, не все, но, безусловно, уловила главное. Сама она писала потом: «Хотя Сергеева периодически шепотом переводила мне диалоги, но из-за ее несвязной речи и моей тугоухости я оставила надежду понять, о чем они говорят. Более того, мне даже не пришлось спрашивать Катаяма — я и так ухватила суть диалогов и поняла, что в советской пьесе о Зорге давалась высокая оценка его деятельности».
Картина на сцене внезапно изменилась, и возникла обстановка иностранного ресторана, похожего на японский, в котором тепло беседовали Зорге, почему-то седой Одзаки и Мияги. Там же появилась молодая японка, одетая в кимоно наподобие Ян-гуйфэй[99], которая присела рядом с Зорге. При ее появлении Вера Сергеева прыснула от смеха, а Катаяма Ясу сурово нахмурилась. Ханако девушка тоже не понравилась.
Затем действие переместилось в дом Клаузена. У радиопередатчика Зорге, Вукелич и сам Клаузен изучали бумаги, дробно стучали радиоключом — серьезно и старательно работали.
Ханако замерла: на сцене — поздний вечер и кабинет в доме Зорге. Рихард работает на пишущей машинке, размышляя, вскакивает с места, шагает туда-сюда по комнате, курит — все это выглядело необыкновенно правдоподобно. Разве что вместо так хорошо знакомого Ханако дивана на сцене рядом стояла кровать. Вдруг в комнате в накинутом черном пальто украдкой появляется Хельма Отт. Радостная, она разговаривает с Рихардом, ходит за ним по комнате и что-то ему нашептывает. Зорге холодно отстраняет ее. Нисколько не смутившись, она снимает пальто затем платье, садится на кровать и, кокетничая, протягивает к нему руки. Холодно взглянув на фрау Отт, Зорге одним резким движением вдруг повалил ее на кровать, и упал сверху. Зал взорвался хохотом, и занавес опустился.
Вместе со всеми улыбнулась и Ханако, но в глубине души она чувствовала сильнейшее раздражение от финальной сцены, словно не Хельму Отт, к которой она когда-то ревновала, а ее саму Зорге повалил на кровать с таким неприятным, хищным выражением лица.
В антракте к Ханако отовсюду устремились люди, просившие оставить автограф на программках. Специально натренировавшись в санатории, Исии-сан старательно выписала свое имя по-русски. Она уже порядком устала, когда к ней подошел директор театра.
Он провел всех троих в свою приемную, к столу, уставленному холодными напитками, вином и конфетами. Появились актеры, которые только что играли на сцене, и все вместе сфотографировались на память. Режиссер-постановщик попросил Ханако рассказать о своих впечатлениях, и она честно ответила, что музыка и оформление сцены были просто прекрасны, однако все реальные персонажи этой истории, за исключением Зорге, в жизни были моложе главного героя. Одзаки в пьесе и вовсе изображался седовласым старцем. Совсем не ожидавшие подобного поворота, участники встречи с удивленными лицами принялись что-то обсуждать. Ханако добавила, что в постановке сильно ощущается влияние фильма «Кто вы, доктор Зорге?», но ей возразили, что работа над пьесой началась еще до того, как в Советском Союзе узнали о картине Ива Сиампи и в ее основе лежит оригинальный сценарий. Постановщик попросил Ханако сказать, в чем важность спектакля о Зорге в целом, отбросив мелкие и не слишком важные детали. Подумав, она ответила: «Вероятно, в том, чтобы сыграть на сцене Зорге — бесстрашного и храброго человека, сражавшегося за мир против войны и фашизма».
Вернувшись в зал ко второму акту, дамы поняли, что это еще не все. Когда все зрители уселись на свои места, на сцене появился руководитель театра и через переводчицу попросил Исии Ханако представиться. Под аплодисменты, встав со своего места и повернувшись к зрителям, она приветствовала их: «Советские граждане, для меня не было большего счастья, чем приехать в Сочи и посмотреть постановку о Зорге, с которым у меня связано много воспоминаний. Большое спасибо!» Только после этого начался второй акт.
«Лицо» Японии хорошо знакомо всем: суши и сашими, гейши и самураи, сакура и Фудзи, «Тойота» и «Панасоник». Что скрывается на «Обратной стороне Японии», знают только специалисты. Политические скандалы и мир японских туалетов, причины популярности аниме и тайны мафии-якудза, японские свадьбы и надежды русских жен японских мужей, особенности японской географии и японского «боления» в футболе – стали основными темами книги журналиста и японоведа Александра Куланова.Второе издание «Обратной стороны Японии» пополнилось «Афтершоком» – запретными откровениями о японском менеджменте, необычными сравнениями русских и японцев и размышлениями о причинах аварии на атомной станции «Фукусима-1» – всем тем, о чем в Японии не принято говорить, но без чего представление об этой стране будет ложным.
За какие-нибудь четверть века Россия превратилась из страны, где воинские искусства Востока были под строжайшим запретом, в великую державу боевых единоборств, которые практикуют ныне около пяти миллионов человек, объединенные в десятки федераций, что позволяет говорить о самом массовом российском виде спорта. Но в том-то и дело, что японские будо — комплекс традиционных единоборств — никогда не были спортом! Чем они являлись в действительности на протяжении столетий? Что представляет собой личность современного Мастера и Наставника? В чем состоит преемственность канонов будо? Кому дано стать в XXI веке хранителем истинных традиций древних воинских искусств? И, наконец, кто же в Японии имеет право оценивать настоящих мастеров? Ответы на все эти вопросы мы найдем в книге А.
Первый советский военный нелегал в Токио и мастер боевых искусств Василий Ощепков позволял жене флиртовать с японскими офицерами, потому что знал, что с таким местом жительства, как у него, других шансов получить нужную информацию нет. Показания, данные на суде великим разведчиком Рихардом Зорге, журналисты назвали «путеводителем по ресторанам Токио», но карта удивительных перемещений «Рамзая» и членов его группы до сих пор хранит массу секретов. Воспитанный в Токио наставником наследного принца настоящий советский ниндзя Роман Ким написал о повседневной жизни японских разведчиков в Токио так, что невозможно поверить, что он не был одним из них и не собирался вскрыть себе живот перед императорским дворцом.Гении шпионских мест Токио: Ощепков, Зорге, Ким.
Ее звали Люся Ревзина, Ольга Голубовская, Елена Феррари. Еще имелись оперативные псевдонимы — «Люси», «Ольга», «Ирэн», были, вероятно, и другие. Мы знаем о ней далеко не всё, но и то, что установлено, заставляет задуматься. О том, например, какое отношение имела эта эффектная женщина с библейскими глазами к потоплению в 1921 году яхты генерала Врангеля «Лукулл», с легкостью приписанному на ее счет журналистами. И о ее роли в вербовке агентов для группы Рихарда Зорге в Токио. И о том, кем же она была на самом деле: террористкой, которую арестовывала ЧК еще в 1919-м, «преданным делу партии» агентом разведки или одной из последних поэтесс Серебряного века, дружившей с Горьким? Разочаровалась ли она в своем творчестве или принесла талант в жертву оперативной работе? И, возможно, главное: надо ли искать в ее судьбе подтверждения расхожей фразы «совпадений не бывает» или списать все несчастья на волю злого рока, без подозрений на заговор?..
Один из самых успешных советских писателей 1950–1960-х годов Роман Ким очень хотел, чтобы в нашей литературе появился герой, способный противостоять знаменитому Джеймсу Бонду. Несмотря на более чем миллионный тираж собственных детективов, он не смог выполнить эту задачу, зато успел поведать о своей жизни младшему коллеге — Юлиану Семенову, который описал приключения Кима и его напарника — Максима Исаева в романе «Пароль не нужен». Так Ким подарил нам Штирлица, но сам ушел в тень, во мрак, как думалось, навсегда.
Автор начинал писать эту книгу как исследование, посвященное судьбам репрессированных японоведов (из девяти главных героев книги семь - японисты). Но когда стали известны новые материалы об этих людях, оказалось, что все они без исключения были связаны с российскими или советскими спецслужбами. Кто-то, как Ощепков или Ким, были штатными сотрудниками разведки или контрразведки, кто-то — как Незнайко или Юркевич — были агентами, секретными сотрудниками. Поэтому, когда в ходе работы автору стала известна рукопись их современника, «японского разведчика русского происхождения» — Игоря Ковальчук-Коваля, сразу стало понятно, что рассказ о нем тоже необходимо включить в книгу: ведь это взгляд на те же самые события, тот же исторический фон, но с другой стороны, с изнанки.
Предлагаемая работа — это живые зарисовки непосредственного свидетеля бурных и скоротечных кровавых событий и процессов, происходивших в Ираке в период оккупации в 2004—2005 гг. Несмотря на то, что российское посольство находилось в весьма непривычных, некомфортных с точки зрения дипломатии, условиях, оно продолжало функционировать, как отлаженный механизм, а его сотрудники добросовестно выполняли свои обязанности.
Во время работы над книгой я часто слышал, как брат Самралл подчеркивал, что за все шестьдесят три года своего служения он никогда не выходил из воли Божьей. Он не хвалился, он просто констатировал факт. Вся история его служения свидетельствует о его послушании Святому Духу и призыву в своей жизни. В Послании к Римлянам сказано, что непослушанием одного человека многие стали грешными, но послушанием одного многие сделались праведными. Один человек, повинующийся Богу, может привести тысячи людей ко Христу.
«Когда же наконец придет время, что не нужно будет плакать о том, что день сделан не из 40 часов? …тружусь как последний поденщик» – сокрушался Сергей Петрович Боткин. Сегодня можно с уверенностью сказать, что труды его не пропали даром. Будучи участником Крымской войны, он первым предложил систему организации помощи раненым солдатам и стал основоположником русской военной хирургии. Именно он описал болезнь Боткина и создал русское эпидемиологическое общество для борьбы с инфекционными заболеваниями и эпидемиями чумы, холеры и оспы.
Долгие годы Александра Христофоровича Бенкендорфа (1782–1844 гг.) воспринимали лишь как гонителя великого Пушкина, а также как шефа жандармов и начальника III Отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии. И совсем не упоминалось о том, что Александр Христофорович был боевым генералом, отличавшимся смелостью, мужеством и многими годами безупречной службы, а о его личной жизни вообще было мало что известно. Представленные вниманию читателей мемуары А.Х. Бенкендорфа не только рассказывают о его боевом пути, годах государственной службы, но и проливают свет на его личную семейную жизнь, дают представление о характере автора, его увлечениях и убеждениях. Материалы, обнаруженные после смерти А.Х.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Книга воспоминаний о замечательной архангельской семье Анны и Петра Кольцовых, об Архангельске 30-х — начала 50-х годов XX века» Адресуется всем, кто интересуется историей города на Двине, укладом жизни архангелогородцев того времени. Татьяна Внукова (урожд. Кольцова) Архангельск, 1935. Книга о двадцатилетием периоде жизни города Архангельска (30-50-е годы) и семьи Петра Фёдоровича и Анны Ивановны Кольцовых, живших в доме № 100 на Новгородском проспекте. Кто-то сказал, что «мелочи в жизни заменяют нам “большие события”. В этом ценности мелочей, если человек их осознаёт».