Другой Брежнев - [39]

На июньском Пленуме ЦК Брежнев выступил с горячей обличительной речью против «антипартийной группы». Он припомнил ее участникам их слабое место — участие в массовых арестах.

«Мы не забыли и не забудем, — говорил Брежнев, — что массовые репрессии, расстрелы проводились вашими грязными руками. Вот вы, Маленков… Если бы у вас было какое-нибудь человеческое достоинство, вы бы не поступили так, как вы поступили с Кузнецовым. Мне рассказывали очевидцы. В воскресенье вы вызвали из Измайловского парка Кузнецова, где он гулял с супругой и детьми, пригласили к себе. Кузнецов плакал и говорил: тов. Маленков, я честный человек, помогите, кто-то оклеветал меня, кто-то неправильно доложил обо мне тов. Сталину. Я понимаю, что означает наш разговор с вами, я знаю и вижу свою судьбу. Я вас прошу об одном — помогите разобраться, доложите правду тов. Сталину. А вы же его арестовали в кабинете, и тем кончил свою жизнь Кузнецов. {Шум в зале. Голоса: «Позор!»)».

Неожиданную твердость Брежнев проявил против Булганина, который первым перебежал на сторону победителей. Зал, судя по репликам с места, готов был его простить.

— Если бы Булганин покаялся, — возразил Брежнев, — он должен был это сделать тогда, когда обращались к нему все и когда в нашем присутствии необыкновенно теплым, душевным тоном тов. Хрущев просил его опомниться. Тогда он этого не сделал. Это выступление — результат того, что он струсил, почувствовал силу Пленума ЦК, которую он не знал.

Единственным из «антипартийной группы», кто и у Брежнева, и у остальных продолжал вызывать уважение, был Молотов. Он до конца остался при своем мнении. О его особом голосовании на Пленуме сообщили и в газетах — случай с 20-х годов небывалый! Всех поражала его невозмутимость. Брежнев говорил о нем даже с каким-то восхищением: «Вы все видели здесь Молотова, его триста человек не могут сбить…»

«Никто в армии не мог уже больше терпеть…» Одним из крупных событий «оттепели» стало развенчание маршала Георгия Жукова. Это произошло вскоре после того, как могущество министра обороны достигло зенита (о чем уже говорилось выше). В июне 1957 года, в день разгрома «антипартийной группы», один из ее участников — Дмитрий Шепилов сказал маршалу:

— Георгий Константинович, имей в виду: следующим будешь ты!

— Как знать! — многозначительно ответил тот.

Но в октябре того же года все так и получилось: Жукова обвинили в «бонапартизме» и культе собственной личности.

Когда на Пленуме ЦК обсуждались его грехи, в фойе устроили целую художественную выставку: повесили парадные портреты маршала и, как венец всего, картину, где полководец победоносно восседал верхом на белоснежном арабском скакуне… Михаил Суслов в своей речи описывал это полотно: «Министр поручил купить и, в целях, видимо, личной рекламы, поставить в Музей Советской Армии… картину, представляющую такой вид: общий фон — горящий Берлин и Бранденбургские ворота, на этом фоне вздыбленный белый конь топчет знамена побежденных государств, а на коне величественно восседает товарищ Жуков. Картина очень похожа на известную икону “Георгий Победоносец”».

Другой оратор, Отто Куусинен, развивал эту мысль так: «Когда товарищ Суслов указал на этот порок товарища Жукова, последний наивно ответил: «Я сам этого не замечал». То есть он ничего ненормального не заметил в том, что на картине, сидя на белом коне, превратился в «Георгия Победоносца». Представьте себе, что он еще полгода или годик сидел бы на белом коне и любовался бы собой. (Смех.) По всей вероятности, в его воображении эта фигура всадника возросла бы до гигантских размеров. Возможно, что он сам и не заметил бы ничего ненормального в этом, а нам было бы жутко смотреть на эту фигуру, жутко и смешно».

Леонид Ильич тоже развенчивал «культ» маршала. Он добавлял такие живописные детали: «Говорилось о культе личности… Есть много подхалимов, которые, например, выпустили книгу о поездке Жукова в Индию. Там все расписано, как он на слона сел легко, как кавалерист, и когда он сказал, что этот слон вроде как танк, то слон, как бы услышав эти слова Жукова, быстрее зашагал. В таком слащавом тоне подхалимы расписывают официальную поездку… давая смехотворное изображение. Нет чувства меры!»

Вот это место из книжки, изданной летом 1957 года (авторы — Леонид Китаев и Георгий Большаков): «Как почетному гостю ему (Жукову) предлагают прокатиться на принадлежащем президенту слоне…

— Я старый кавалерист, — замечает маршал, легко садясь в седло на могучего гиганта.

Впереди в красной форме, отделанной золотом, сидит погонщик. Слон медленно шагает по парку…

— На этом слоне, как на танке, можно смело идти в атаку, — шутит Г. К. Жуков, и как бы в подтверждение этого слон убыстряет ход…»

Говорил Леонид Ильич и о другом признаке культа личности — «надписях на книгах». Очевидно, он имел в виду такой отрывок из той же книжки: «Где бы ни появлялся маршал Г.К. Жуков — в военных учреждениях и на заводах, на аэродромах, в парках и садах, на приемах и встречах, — всюду его ждали вездесущие коллекционеры автографов. А в резиденциях, где останавливался Г.К. Жуков, его всегда ожидала стопка из 100–150 записных книжек, во многих из которых уже стояли автографы Н.С. Хрущева и Н.А. Булганина. Теперь в сотнях книжек индийских коллекционеров имеется автограф — «Маршал Советского Союза Г. Жуков»…»