Другой Брежнев - [41]

«Я не забуду, — говорил Леонид Ильич, — в какой панике Никита то пошлет телеграмму Кеннеди, то «с дороги» требует задержать ее, отозвать. А все почему? Потому, что хотел об…ать американцев. Помню, на Президиуме ЦК кричал: «Мы попадем ракетой в муху в Вашингтоне!» И этот дурак Фрол Козлов ему вторил: «Мы держим пистолет у виска американцев!» А что получилось? Позор! И чуть в ядер-ной войне не оказались. Сколько пришлось потом вытягивать, сколько трудов положить, чтобы поверили, что мы действительно хотим мира».

А по поводу берлинского кризиса 1961 года, когда была построена знаменитая стена, Леонид Ильич спустя десятилетие замечал: «Сегодня не пахнет огнем, как пахло этим огнем еще десять лет тому назад, когда в Берлин мы ввели наши танки и американцы ввели свои… Когда мы воздвигали стену в Берлине как одну из мер. Вместо дипломатических успехов строили китайскую стену, грубо говоря, и хотели так решить проблему».

«Никита сильно ругается!» Ближайшим соратникам Никиты Сергеевича часто доставалось от него столь же крепко, как и рядовым работникам. Дипломат Б. Колоколов вспоминал такой эпизод. Во время встречи иностранных гостей что-то пошло не по плану. Хрущев вызвал и сурово распек за это Брежнева. «Лицо его покраснело, — вспоминал Б. Колоколов, — на нем появились капли пота, взгляд был растерянным, и он сказал взволнованно находившемуся в зале… М. А. Суслову: “Никита сильно ругается!”». Эта маленькая сценка поразила ее случайных свидетелей: ведь им казалось, что глава Советского государства (Брежнев) — это очень крупная величина, вполне сравнимая с самим Хрущевым.

О пределах власти Брежнева в то время можно судить и по такому случаю. В 1964 году в Ленинграде к смертной казни был приговорен гражданин Аркадий Нейланд. Сомнений в его виновности не возникало: он убил женщину и трехлетнего ребенка с целью ограбления. Смущал только возраст осужденного — 15 лет! Казнить подростка, хотя бы и убийцу, — даже у самих судей такое решение вызывало сильные сомнения. И руководители Верховного суда СССР обратились к Брежневу с просьбой о смягчении приговора. Видимо, они рассчитывали на его известную всем мягкость, и в этом не ошиблись. «Он не любил жестоких расправ, — писал А. Александров-Агентов. — Как-то, будучи Председателем Президиума Верховного Совета СССР, он сказал, что самое тяжелое для него в этой должности — обязанность подписывать смертные приговоры, отклонять апелляции приговоренных».

В том случае Брежнев согласился с судьями Верховного суда. Но и глава государства тоже не мог самостоятельно решить вопрос о помиловании: следовало обращаться напрямую к Хрущеву. Брежнев пошел к нему, однако получил жесткий отказ и очередную выволочку. Раздосадованный, он вернулся к судьям: «Дурак, зачем я вас послушался? Рассердился Никита Сергеевич и письма не взял».

Впрочем, о другом громком деле тех лет — расстреле валютчиков Яна Рокотова и Владислава Файбишенко — Леонид Ильич как-то высказался сурово: «Рокотов ваш на своих товарищей стучал. Мразь, и нечего о нем говорить. Там ни одного достойного не было, по кому можно было слезу пустить».

Брежнев имел в виду работу Рокотова на Петровку, 38, еще когда тот находился на свободе. Забавно, что «стучать» в 60-е годы считал недостойным сам глава государства. Обращаться таким образом к сказочной мощи государства уже считалось чем-то зазорным, нехорошим.

Однажды неудовольствие Хрущева вызвали кадры кинохроники: с Брежневым, отъезжавшим домой на поезде, чересчур тепло прощался финляндский президент Кекконен. Эти знаки почета привели советского премьера в раздражение… Еще один нагоняй в 1963 году Леонид Ильич получил за то, что в «Известиях» напечатали его статью с фотографией автора. Страницу газеты увидел Никита Сергеевич, который в своем обычном резком стиле отчитал Леонида Ильича «за нескромность». Вскоре после этого, как вспоминал журналист «Известий» Мэлор Стуруа, он присутствовал на важной церемонии с участием главы государства.

— Вы будете давать фотографию? — спросил Брежнев.

— Разумеется, Леонид Ильич.

— Ни в коем случае. Репортаж должен пойти без снимка.

— Но это невозможно!

— Я говорю, никаких фото!

— Но почему же, Леонид Ильич?

— Ты что, не помнишь или прикидываешься непомнящим?

— Вы имеете в виду историю с фото к вашей статье?

— А что же еще?

— Но это совсем другое дело. В данном случае вы не автор статьи, а официальное лицо…

— Кто станет вдаваться во все эти тонкости!

— Да нет здесь никаких тонкостей.

— Ну, хватит. Никаких фото, и баста!

— Леонид Ильич, мне придется доложить об этом главному редактору.

— Ну и докладывай.

— А если он решит по-иному?

— Тогда другое дело. Но пусть все-таки он посоветуется.

— С вами?

— При чем тут я? Ты же знаешь с кем!..

Обратим внимание, как аккуратно (если верить мемуаристу) ведет разговор Леонид Ильич: он не произносит буквально ни одного лишнего слова. Но при всем желании Брежнев не мог предотвратить все подобные происшествия. Тогда же, в 1963 году, его портрет впервые появился на иностранных почтовых марках. Так был отмечен в Иране визит Брежнева в эту страну. (Вряд ли такой знак почета мог понравиться Хрущеву, если бы он узнал о нем.) Уже позднее, в 70-е годы, портреты Брежнева появлялись на марках Восточной Германии, Кубы, Болгарии, Коморских островов и Верхней Вольты…