Другой Брежнев - [30]

«Европа, — говорил он в своих речах, — источник самых страшных войн в истории человечества. Не менее сотни миллионов погубленных человеческих жизней… Это тоже вклад европейцев в историю человечества, но вклад ужасный». «Мы призываем преодолеть кровавое прошлое Европы». «Пусть Вторая мировая война останется последней мировой войной». «И если сказать просто, то очень хочется, товарищи, чтобы дети и внуки наши никогда не испытали, что такое война». А летом 1945 года вместо Парижа Леонид Ильич попал в Москву — его командировали на Парад Победы.

«Храню саблю, с которой шел на параде». Парад Победы на Красной площади 24 июня 1945 года — наверное, одна из высших символических минут всей войны. Боевые знамена гитлеровских армий летели в грязь, на мокрую от дождя брусчатку Красной площади. И по этой же брусчатке гордо шли, сверкая обнаженным оружием и боевыми наградами, победители — красноармейцы, офицеры, генералы… Надо ли объяснять, что это сочетание: последнее унижение врага и праздничный триумф победителей — тоже составляло карнавал, великолепный карнавал Победы?

Кульминационный момент парада газета «Правда» в те дни описывала так: «Внезапно смолкает оркестр. Раздается резкая дробь барабанов. Взору представляется незабываемая, глубоко символичная картина. К трибуне подходит колонна бойцов. У каждого в руках — немецкое знамя. 200 плененных вражеских знамен несет колонна. Эти знамена добыты, как трофеи, в победных боях… Некогда гитлеровцы самонадеянно и нагло несли их на советскую землю, а сейчас они — единственное, что напоминает о былых полках и дивизиях Гитлера… Поравнявшись с трибуной, бойцы делают поворот направо и презрительным жестом, с силой бросают вражеские знамена на мостовую, к подножию мавзолея… Буря аплодисментов прокатывается по площади…» Брежнев видел это зрелище своими глазами и в музее как-то указал на такую фотографию: «Вот так летели к Мавзолею фашистские штандарты…»

Каждый фронт действующей армии на параде представлял один сводный полк. Генерал-майор Брежнев шел в первых рядах сводного полка своего 4-го Украинского фронта. До конца жизни Брежнев любил с гордостью вспоминать это событие своей биографии. Видимо, оно стало для него лучшей, славнейшей страницей жизни. Есть фотография — Леонид Ильич на Параде Победы марширует строевым шагом во главе колонны, в руке держит обнаженную саблю острием вниз. В его воспоминаниях говорится: «Как дорогую реликвию храню и по сей день саблю, с которой шел на параде вместе с командованием во главе нашего сводного полка».

Брежнев с радостью вспоминал это событие даже тогда, когда это было не слишком тактично с его стороны: при встречах с германскими руководителями. В 70-е годы фотограф запечатлел момент, когда Леонид Ильич с гордой и немного лукавой улыбкой показывает свою большую фотографию, сделанную на Параде Победы, федеральному канцлеру ФРГ Гельмуту Шмидту. Канцлер тоже вежливо улыбается, рассматривая лица победителей… Впрочем, сам Шмидт еще раньше, произнося тост, припомнил свое участие в войне. «Желая подчеркнуть высокие душевные качества русских людей, — писал А. Александров-Агентов, — стал рассказывать, как его и еще одного немецкого офицера в суровую русскую зиму где-то под Смоленском приютила и накормила какая-то русская старушка. И Брежнев, и другие присутствовавшие на обеде почувствовали определенную неловкость, слушая этот тост. Но дело обошлось». В разговоре с Брежневым канцлер как-то предположил, что во время войны они вполне могли бы стрелять друг в друга. Мысль о том, что он мог убить своего собеседника или погибнуть от его пули, настолько поразила Леонида Ильича, что, по его признанию, он готов был расплакаться от отчаяния.

Между прочим, в 1979 году, как говорили, Брежнев готов был помиловать последнего из руководителей «третьего рейха» — Рудольфа Гесса. Как утверждал сын Гесса Вольф-Рюдигер, советский генсек не хотел, чтобы «все видели, что мы держим в тюрьме больного старика и делаем соратника Гитлера мучеником в глазах людей».

«Когда вышел Сталин, я опрокинул столик…» Наследующий день после Парада Победы, 25 июня, для его участников в Кремле состоялся торжественный прием. Здесь Леонид Ильич, между прочим, стал одним из слушателей знаменитого тоста Сталина «За здоровье скромных людей!»

«Не думайте, что я скажу что-нибудь необычайное, — заявил вождь. — У меня самый простой, обыкновенный тост. Я бы хотел выпить за здоровье людей, у которых чинов мало и звание незавидное. За людей, которых считают «винтиками» великого государственного механизма, но без которых все мы — маршалы и командующие фронтами и армиями, говоря грубо, ни черта не стоим. Какой-либо «винтик» разладился — и кончено… Это — скромные люди. Никто о них ничего не пишет, звания у них нет, чинов мало, но это — люди, которые держат нас, как основание держит вершину».

Анатолий Черняев вспоминал «очень красочный» рассказ самого Брежнева об этом приеме: «Явился, — говорил Леонид Ильич, — на официальный банкет раньше времени. Зал пустоват. Решил подойти поближе к тому месту, откуда должен был войти Сталин. А когда он вышел, я рванулся и опрокинул столик с бутылками и запасными тарелками. Штук тридцать их, наверное, было. Все — вдребезги. Но сошло».