Другое имя. Септология I-II - [29]

Красота, говорит он

а я поднимаю свою чашку с кофе и молоком и чокаюсь с ним

Твое здоровье, говорю я

И твое, говорит он

Так тоже можно чокаться, говорю я

Ну вот, выпьем сейчас, а потом возьмем такси и поедем в Неотложку, говорю я

Нет, говорит Асле

и настает тишина

Лучше отвези меня домой, говорит он

а я думаю, что, так или иначе, не могу уехать от него, ведь он нездоров, и думаю: вдруг бы я не поехал сегодня вечером в Берген, решил, что слишком устал и что усталый шофер опасен, вдруг бы не рискнул или не смог снова поехать в Берген, думаю я и теряюсь в догадках, почему мне казалось, что поехать необходимо

Так будет лучше, говорит Асле

Да, говорю я

и думаю, что, останься Асле лежать на Смалганген, на лестнице дома номер 5, в снегу, он так бы и лежал там под снегом и кто знает, чем бы это кончилось, ведь народ там ходит редко, по крайней мере, в этакую погоду, он мог бы замерзнуть насмерть, наверняка бы замерз насмерть в снегу, думаю я и поднимаю чашку с кофе и молоком, а Асле поднимает свой бокал с пивом

Мы с тобой давно друг друга знаем, говорю я

Почитай всю жизнь, говорит он

По крайней мере, такое впечатление, говорит он

и отпивает глоток пива, ставит бокал на стол и говорит, ему, мол, надо отлить, и сейчас он настолько успокоился, что все будет хорошо, говорит Асле, встает, а я сижу, смотрю прямо перед собой, на его пиво, на желтое золотистое пиво, и вдруг слышу громкий шум и вижу, что Асле в своем черном пальто лежит на полу, я встаю, подхожу к нему, подходит и Бармен, стоит, опустив руки, и смотрит на Асле, и те, что поодиночке сидят за своими столиками, тоже встают, подходят к нам, один наклоняется, берет руку Асле, долго держит ее, потом быстро поднимает голову

Пульс слабый, говорит он

и глядит на меня, а я только киваю и слышу, как Асле тихо говорит: помоги мне встать, а те, что подошли, по-прежнему стоят, и я говорю, что так нельзя, ты нездоров, третий раз уже упал, говорю я, а один из подошедших говорит, мол, такое бывает, с ним самим тоже случалось, я ведь слыхал, поди, про белую горячку, говорит он, по-научному delirium tremens, говорит он, или про белочку, говорит он и добавляет, что ему дважды довелось быть очевидцем, как люди из судовой команды от нее помирали, правда, давно это было, он ведь и сам, мол, давно не юнец, а тех двоих, что померли, аккуратно запаковали в мешки, привязали к ногам груз, осторожно подняли и, когда капитан сказал «упокойтесь с миром», опустили покойников в море, меж тем как один из верующих на борту – на судне всегда найдутся верующие, один либо двое, – читал Отче наш, а сам он и еще некоторые, что знали псалмы, пытались петь «Ближе к тебе, Господь мой», тем и кончилось, и все почувствовали облегчение, вот тогда-то в самый раз было осушить рюмашку или три, и кто-то еще говорит, да, что верно, то верно, а третий говорит, точно, был раньше такой обычай: ежели кто помирал далёко в море, там его и хоронили, куда иначе девать покойника-то? далёко в море? в жару? когда солнце вовсю палит? только и оставалось, что положить покойника в мешок, привязать груз да поскорее отправить за борт, говорит он, и море их принимало, говорит он, а другой говорит, мол, да, принимало, ведь Бог есть и в море, говорит он, а третий замечает, что море – самое большое кладбище на всем свете, а может, и самое лучшее, говорит кто-то, в море больше Бога, чем на суше, добавляет кто-то еще, наступает тишина, а потом кто-то говорит

Море и небо, говорит он

Н-да, море и небо, говорит другой

а еще двое говорят, что они тоже видели, как людей одолевала белочка, как они помирали от нее и ложились в морскую могилу, но было это давно, теперь-то этак не бывает, так было раньше, давным-давно, ведь теперь на судах есть морозилки, само собой, их уж давно завели, говорит третий, и хорошо, говорит четвертый, а еще кто-то говорит, что тоже перенес белочку, говорит он, да у кого ее не было, говорит еще один, но он ужас как дрожал, говорю я, лучше всего отвезти его в Неотложку, говорит Бармен, и кто-то поддакивает: так, мол, впрямь будет лучше, вся надежда, что его там примут и дадут лекарство, может, он тогда перестанет дрожать, говорит он, а Асле говорит, что надо поднять его на ноги, а сам думает: черт побери, что ж это такое? что со мной? ведь сызнова грохнулся, и где я, на судне? ну да, ну да, а поскольку в ногах нет твердости, на море не иначе как сильное волнение, думает он, а выпивка, где выпивка? ему ведь, думает он, надо хлебнуть еще чуток крепкого и еще чуток пива, и тогда он опять будет как огурчик, думает Асле, и я подхватываю его под мышку с одной стороны, а Бармен – с другой, и мы поднимаем Асле, он помогает изо всех сил и встает на ноги, стоит, и я держу его за плечо

Еще чуток крепкого, и я в норме, говорит Асле

Нет, вряд ли, говорит Бармен

Тебе надо в Неотложку, говорю я

а Асле думает, черта с два, нечего ему там делать, он здоров, ему всего лишь надо выпить, и побольше, говорит он, а я говорю, что самое время ехать в Неотложку, и все, что стоят вокруг, соглашаются со мной, и один говорит, что слишком многие померли от этакой трясучки, а Бармен говорит, что может вызвать такси, и я говорю, да, мол, давай, Асле же говорит, черта с два, но что он может поделать? на этом судне мне места нет, говорит Асле, и я вижу, что Бармен уже за стойкой, достает телефон и что-то говорит, а потом возвращается, сообщает, что такси заказано и будет через несколько минут, и добавляет, что мне, поди, требуется рюмочка, чтобы собраться с силами, а я хочу сказать, что не пью, завязал я с этим, но Бармен уже ушел и вернулся с большой рюмкой спиртного, которую протягивает мне, и я говорю, что больше не пью, отпил свое, исчерпал свою меру, говорю я, и Бармен говорит, что вполне меня понимает, подносит рюмку ко рту и осушает одним глотком, а потом говорит, что нам пора выйти на улицу, такси, мол, вот-вот подъедет, и я вижу Асле, он стоит в черном пальто, я подхожу, закидываю на плечо свою сумку, беру сумку Асле, вешаю ему на плечо, беру Асле за локоть, веду к выходу, а кто-то из остальных берет Асле за другой локоть, третий же открывает нам дверь, мы выходим, и тот, что вышел вместе с нами, отпускает локоть Асле и говорит, что все будет хорошо, он-то выкарабкался, с ним было так же, как с Асле, только давно, и он выкарабкался, худо-бедно, говорит он, но он был на судне, в открытом море, а Асле на суше, и лекарства сейчас есть хорошие, ну, которые унимают дрожь и позволяют расслабиться, говорит он, и тут подъезжает такси, Таксист выходит, открывает заднюю дверцу, Асле садится в машину, а я обхожу вокруг, тоже открываю дверцу, сажусь рядом с Асле и говорю, что нам надо в Неотложку, и Таксист молча трогает с места, я тоже молчу, а когда мы подъезжаем, расплачиваюсь и на вопрос Таксиста, нужна ли мне квитанция, говорю «нет», открываю дверцу, выхожу, Таксист тоже выходит, открывает дверцу, где сидит Асле, и я беру Асле за руку, помогаю ему выйти из машины, а Таксист спрашивает, справлюсь ли я в одиночку, и я отвечаю, что отлично справлюсь, а Асле говорит, где он, черт побери, находится? вроде вот только что был на судне? притом в непогоду, в хреновую непогоду! – так он говорит, а я крепко держу его за руку