Другая - [26]

Иногда по вечерам я вижу перед собой, как они вместе ложатся спать. На ней ночная рубашка, блестящая с красивыми кружевами; она заползает в постель рядом с ним, укладывается рядом с его телом, кладет голову ему на грудь, как это обычно делаю я. Она лежит на моем месте. Гладит его, как я, знает, как ему нравится, чтобы его ласкали. Она целует его, он отвечает на поцелуй. Он прикасается к ней, гладит ее поверх красивой блестящей ночной рубашки. Ему приятно ее ласкать.

Отвращение возрастает во мне до тех пор, пока не возникает ощущение, что я сейчас взорвусь, это меня опустошает и одновременно наполняет мраком, разъедающим меня, подобно кислоте. Мысль о его руках на ее теле возвращается, ударяет меня в сердце, точно кол. Как можно заниматься чем-то подобным, когда у тебя такая интимная близость с другим человеком? Никогда прежде мне не доводилось испытывать такой близости, как между мной и Карлом. Она кажется настолько естественной, настолько идеальной.

Потом мне кажется, будто у меня в гостиной сидит Эмили, смотрит на меня взглядом умницы-разумницы. «Ты путаешь любовь с влечением», – строго говорит она мне. Что она об этом знает? Она просто не может быть права.

Я наливаю бокал вина, быстро выпиваю половину, смотрю на себя в зеркало. Волосы торчат в разные стороны, макияжа после проведенного на работе дня почти нет, он исчезает в парах от судков, горячей воды и посудомоечной машины, лицо бледное и лоснящееся. Я даже не хорошенькая. Я – ничто. Иногда так отчетливо ощущается мое наследие – непригодность.

Я могла бы вести такую же жизнь, как ведут сегодня другие дети с улицы, на которой я выросла, непритязательную жизнь, могла бы тоже иметь примитивную постоянную работу, быть замужем и беременной, обзавестись домом и копить на отпуск, могла бы быть одной из санитарок в больнице, тогда бы у меня, во всяком случае, была бы работа, защищенность; я проклинаю свою неспособность вести такую жизнь, проклинаю стремление получить от жизни больше. «Может быть, нормальный человек и должен быть глуп», – думал Подпольный человек Достоевского, возможно, так и есть, во всяком случае, если счастье надо находить в нормальном, удовлетворяться, довольствоваться этим. Я хотела бы довольствоваться и в то же время презираю тех, кто довольствуется. Я наслаждаюсь возможностью думать: «По крайней мере, я не такая, как вы», но в качестве единственного результата имею свое продолжающееся одиночество.

А еще существуют все те, кто устраивает себе жизнь другого типа: заканчивает университеты, пишет резюме и использует свои контакты, покупает квартиры; во мне закипает злость, когда я думаю о них тоже, когда думаю об их уверенности, уверенности в себе, с которой они делают мир своим, что кажется, будто у них в генетическом коде записано, что мир построен для таких, как они, и им остается только протянуть руку и взять свое.

Мое образование ограничивается полученными в университете семьюдесятью пятью кредитами за предметы, от которых нет пользы в настоящей жизни, где надо каждый месяц зарабатывать деньги, чтобы выплачивать проценты по ипотеке, которую никто не захочет мне дать, у меня дешевая одежда, отвратительная работа. У меня всегда будет дешевая одежда. Я всегда буду чувствовать себя дешевой.

Я опять смотрюсь в зеркало. Приди ко мне, веселый матрос. Я укрощаю волосы пахнущим арбузом гелем, стираю черную подводку вокруг глаз и делаю новую, накладываю пудру и румяна на щеки, темно-красную помаду на губы. Надеваю черное платье – оно не совсем чистое, но и не грязное – брызгаю духами на шею, лучше этого не получится, но мужчины, как я наконец поняла, не привередливы.

Расположенный у изгиба реки Мутала-стрём развлекательный центр «Палас» сверкает подобно вытащенному на сушу финскому парому и в такое раннее время почти пуст, я сажусь в баре, заказываю бокал вина. Довольно скоро неподалеку садится мужчина, когда он смотрит на меня, я ему улыбаюсь, он улыбается в ответ, берет свой бокал пива и подсаживается ко мне.

– Вы кого-нибудь ждете? – интересуется он.

Его местный диалект звучит добродушно, но глуповато.

– Нет, я одна.

Он кивает. В одиночку в это место не ходят, сюда ходят целой компанией хихикающих хорошо одетых подруг после продолжительного «разогрева», сюда ходят с коллегами после конференции и общего ужина, если не хочется расходиться по домам. Или в «Палас» направляются, когда не хочется идти домой одному.

Его зовут Андерс, на вид ему под сорок. Он аудитор. Аудиторы мне еще не встречались. Он выглядит типичным мужчиной из Норрчёпинга, одежда на нем красивая, но какая-то скучная, на Карла он совсем не похож, не такой стильный, он скорее очаровательный, нежели красивый, весь слегка помятый и взъерошенный, но впечатление производит приятное. Говорит, что неделя у него выдалась тяжелая. Он слишком много работает, кольца на пальце у него нет. Возможно, ему одиноко дома в пустой квартире, вероятно, он предпочитает пойти в бар, выпить несколько бокалов пива и с кем-нибудь поговорить, чтобы избежать тишины в пустом доме – мне легко это понять. Разговаривать с ним уютно, приятно, он слегка циничен симпатичным мне образом, смешит меня. Когда он решает выйти покурить, я иду с ним, позволяю угостить себя сигаретой, чтобы ему не курить одному. Мы стоим рядышком под выступающей крышей развлекательного центра, где земля напоминает византийскую мозаику из окурков и кленовых листьев разных оттенков желтого, мы оба слегка навеселе. Чтобы нас не достигали порывы ветра с висящим в воздухе мелким дождем, нам приходится стоять близко друг к другу, у самой стены, я улавливаю запах своего кавалера, пахнет он хорошо, какой-то простой туалетной водой, он весь из себя обыкновенный – такие меня раньше никогда не привлекали, но сейчас эта надежная обыкновенность кажется мне пределом мечтаний.