Другая Белая - [74]
Но… «Every cloud has a silver lining»[158]. Нет худа без добра. Худо пришлось не только покупателям, но и застройщикам, которые стали искать способы продать уже построенное или строящееся жилье. Марина и Тони пересмотрели множество вариантов и однажды получили предложение, отказаться от которого было трудно, — выбрать любую квартиру в почти построенном доме в милом им обоим Бромли на выгодных условиях part exchange[159]. Это означало, что стоимость дома Тони покроет две трети стоимости новой квартиры, и ему не придется мучиться с его продажей: эту тягомотину возьмет на себя агентство. Тони согласился и купил квартиру. Она, как это здесь принято, продавалась не как в Москве для DIY[160], а с полным «евроремонтом». Рецессия благоприятствовала любви!
А потом случилось… Нет, Марина больше не посылала своему любимому необдуманных сообщений. Случилось, что Тони пригласил Марину в Брайтон. Шел апрель. Они снимали квартиру с одной спальней в Бромли, ожидая окончания строительства, и готовились к переезду. Марина была рада, но подумала, что эта поездка могла бы случиться и попозже — настоящего тепла еще не было, а гулять вдоль моря в пальто… Хотя… гулять вдоль моря в пальто — пожалуй, это то, о чем она мечтала всю жизнь! И согласилась. Но гулять не пришлось, потому что Тони прямиком привез ее в ресторан с видом на море. Выглядел он непривычно серьезным. В машине почти не разговаривал, смотрел на дорогу. Предчувствие? Нет, никакого предчувствия у Марины не было… Сели за стол и сделали заказ — оба проголодались за полтора часа пути. Тони молчал, откашливался и, как всегда, извинялся за это.
— Знаешь, — Марина решила прервать непонятное молчание, но Тони прервал ее:
— Марина, я тебя люблю.
«Кажется, он собирается делать предложение?» — Марина ущипнула себя за руку под столом, чтобы убедиться, что ей это не снится.
Тони опять надолго замолчал.
«Нет, конечно, нет, он же мне все объяснил… нам и так хорошо». Марина посмотрела в окно, за окном был знаменитый пирс. Сейчас он залит солнцем, но очень скоро солнце сядет, и зажгутся огни, и она будет гулять по пирсу за руку с человеком, который только что признался ей в любви. И этого мало?!
— Марина, в сложившихся обстоятельствах я не считаю, что у нас есть препятствия для официального оформления наших отношений. Я хочу провести с тобой остаток моей жизни. Will you marry me?[161]
Потом, когда гуляли по все еще освещенному солнцем пирсу, Тони остановился и очень серьезно произнес:
— Только дай мне слово, что ты никогда не будешь смотреть «EastEnders»[162].
Об этом Марину просить было не надо. Она пробовала начать смотреть этот долгоиграющий и очень популярный среди домохозяек сериал ради того, чтобы схватить особый восточно-лондонский акцент (хотя слышать его из уст профессиональных артистов — не то), но не смогла: слишком много ругани и склок в пабах, некрасивых домах, на некрасивых улицах этой бедной лондонской окраины.
Препятствий к совместной жизни не было.
Свадьба — первая настоящая свадьба в жизни Марины — имела место быть в Гринвиче в пабе, который стоял на берегу Темзы. Это был первый, если считать от гринвичского меридиана, паб в Западном полушарии планеты, о чем этот паб с гордостью всех оповещал. Приехали сыновья с женами, пришли Ник, Джулиан и Роз, добрались друзья из Москвы, друзья и дети Тони, был и best-man[163], который вел свадебное торжество по всем правилам, главное из которых было непонятно никому из присутствующих русских: тосты и здравицы предполагались только после полного насыщения гостей едой. Но все обошлось без межнациональных конфликтов. И уж, насытившись, гости отыгрались: сказали все, что они думали о встрече Запада и Востока, о перспективах сближения этих полярных частей света и прочая и прочая…
А потом началась семейная жизнь. На этот раз с настоящим англичанином, рожденным в Англии. Типичным? Марина никогда не употребляла это слово, потому что довольно много читала и знала, что «типичный англичанин» — это карикатурный персонаж, неиссякаемый повод для шуток, острот и социально-антропологических исследований. «Когда-то давным-давно жили-были англичане, которые знали, кто они такие… Они были вежливы, неэмоциональны, сдержанны, и грелка с горячей водой заменяла им секс: как они размножались, было загадкой для западного мира», — это цитата из книги журналиста Джереми Паксмана «Англичане», которую Джулиан как-то прислал Марине на Рождество с надписью: «Думаю, тебе понравится этот портрет исчезающей расы». При по-настоящему «типичных англичанах» с грелкой Марина не жила.
Тони — просто англичанин. Без комплексов. Он доброжелателен, доволен жизнью. Он (про себя) гордится своей страной и ее имперским прошлым («Мы принесли цивилизацию и демократию в те страны, где без нас этого никогда бы не было. Представь, что туда полезли бы немцы!»), но и под пыткой никогда не будет это декларировать. Как-то Марина спросила, как они называют Британию — родиной или отечеством? Политики на самом высоком уровне не стеснялись называть ее «эта страна». (Марина однажды назвала так Россию при своей московской соседке-патриотке — та перестала с ней разговаривать.) Тони подумал и ответил, что ни то, ни другое слово в жизни сам никогда не произносил.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.