Друг Толстого Мария Александровна Шмидт - [38]

78

шелковые. Это князя в Тулу свезли и на обратном за мной заехали. "Где, мол, у вас тут колодезник первейший?" Я выхожу, важно так: "Чего, мол, вам?" "Да вот у князя колодезь чинить надо". Ну, знамо, я в коляску сел, развалился, руки калачиком. Знай наших! И мы умеем в колясках ездить!"

Федот пользовался огромным доверием М. А--ны, как хороший, разумный, наблюдательный хозяин и безусловно честный человек.

М. А. страшно дорожила хорошим кормом для скотины, а потому, как только начинался покос, она ужасно волновалась. В записках А. Б. Гольденвейзера ("Вблизи Толстого") рассказывается, как раз единомышленник Толстого Н. Г. Сутковой 1) с сестрой пришли помогать М. А--не убирать сено. Заходила тучка, М. А. стала волноваться, что ее сено испортится. А Сутковой и говорит ей: "Зачем вы беспокоитесь, -- значит так нужно".

М. А. ответила ему: "Это вы так можете рассуждать, а я еще до этого не доросла. Я хочу, чтобы дождик не вымочил моего сена".

Каждое облачко приводило ее в трепет, и она то и дело поглядывала на небо, всплескивала то бедрам руками и поторапливала работающих, сама из последних сил работая своими удивительно легкими и удобными, сделанными Федотом, граблями. "Вот с Федот Мартынычем на душе спокойней. Знаю, что настоящий мужик, хозяин, а то просто медвежья болезнь от волнения началась".

А Федот ходил между работающими, везде слышались его шутки и понуканье. Ловко подхватывал он пучек сена, мял его между пальцами, нюхал и выносил решение, что теперь делать с сеном.

Федот почти не пил, но сын пил изрядно, был слаб, хотел удержаться и не мог.

После японской войны вернулся разбогатевший там солдат, родственник Федота. Он заведывал в полку не то кухней, не то одеждой, -- одним словом тот самый Сергей, который, уходя, оставил голодную бабу с кучей голодных ребят, о которых М. А. постоянно хлопотала, добывая им всякое тряпье и подспорье, этот самый Сергей, вернувшись, начал сейчас же поспешно строить огромную кирпичную избу с сенями посредине. Мужики недоумевали, что это значит. Пронесся слух, что Сергей сдал половину избы под "монополку". Мужики и бабы, не только своей древни -- Скуратова, но и соседних деревень, заволновались. Почти все, зная свою слабость, решили не допускать в деревне винной лавки. Пришли к М. А--не. Мой муж написал со слов крестьян заявление куда следует. Мужики снесли и стали ждать результатов их ходатайства.

Скоро мужики узнали, что Сергей получил 200 рублей задатку и теперь будет спешно отделывать помещение. Они волно-

----------------

1) Н. Г. Сутковой после 1905 г. начал со своим другом Картушиным издавать небольшие, наиболее сильные и резкие статьи Л. Н--ча. (Издательство "Обновление").

79

вались, ругались, грозили избить Сергея, разбить водку, когда ее привезут, поджечь стройку и т. д.

Л. Н. записывает в дневнике 7 июля 1907 года: "Был у Марии Александровны. Она взволнована Скуратовскими мужиками, a я не могу не видеть в них отсутствия главного -- внутренней работы, которая одна может спасти людей".

Л. Н. на этот раз искал многого -- сознания и внутренней работы, а М. А. готова была "распластаться", чтобы поддержать крестьян в сейчасной борьбе с водкой и в их твердом решении не допустить этот соблазн у себя, -- она просто хотела их самих и их семьи избавить от лишнего горя, страданий и нищеты.

М. А. подняла на ноги Л. Н--ча, Софью Андреевну, Татьяну Львовну. По ее просьбе они писали письма, ездили в Тулу к властям, а мужики в самую рабочую пору 4--5 раз ходили туда всем обществом просить избавить их деревню от такой беды, не устраивать у них винной лавки: "Главное, -- говорил Федот, ведь помним мы, как у нас на деревне кабак был. Бывало, выедем пахать, а как за угол свернул, баба не видит, так лошадь и пустил, да задами и в кабак! Совсем раззорились, скотину всю перепортили, баб покалечили, ребят. Не дай бог, что было, пока лавку не закрыли. Только выправились, а теперь опять то же будет. Народ пошел слабый!"

Наконец удалось Татьяне Львовне добиться в акцизном ведомстве согласия не открывать лавки (это уже тогда, когда в дело был втянут вице-губернатор и чуть ли не губернатор), но лишь при том условии, что мужики вернут акцизному управлению 200 рублей задатка, выданного Сергею, да еще какие то 200 рублей расхода, который акцизное ведомства будто бы уже сделало для этой лавки.

Собрать между мужиками Скуратова, маленькой, бедной деревеньки, такую сумму, нечего было и думать. Собрать быстро такие деньги среди друзей, в большинстве случаев бедняков, тоже нельзя было надеяться. И вот М. А. решила написать одному молодому другу из богатой помещичьей семьи просьбу дать ей в долг эти 400 рублей с тем, что она мало по мало с помощью друзей вернет ему эти деньги.

Большого труда стоило М. А--не написать это письмо. Просить, хотя бы и не для себя, такие огромные, с ее точки зрения, деньги, казалось ей ужасным.

Деньги были присланы и лавки в Скуратове не открыли.

Еще из крестьян особенно часто навещали М. А--ну двое Рудаковских (третья ближайшая к хутору деревня): Федот Дмитрич -- несколько черствый, умный, "себе на уме", и Петр Иванович -- добродушный, ласковый, необычайно привязчивый к людям и к животным. Они приходили по праздникам оба в чистых рубашках, в пиджаках, старательно причесанные, чинно сидели и говорили о смысле жизни, о боге, о душе и об общественных делах Рудакова. Оба перечитали у М. А--ны и у нас все, что только было, читали осмысленно, вдумчиво, оба хотели купить себе из книг то, что им особенно нравилась.