Древнерусское предхристианство - [51]
В русских деревнях пели, напрямую связывая Масленицу и Пасху:
Следы таинства сотворения мира из молока остались в глубинах культурной памяти. Может быть, потому в России до наших дней существует благочестивый обычай не вкушать мяса и рыбы в течение всей Светлой седмицы. Пасхальный «сырный» пир у русских, украинцев и белорусов, по сути, лишь повторяет масленичный.
«Глубинная книга»
Архаическое триединство слова, обряда и образа предполагало существование сказания (мифа), сопровождавшего масленичный пир и объяснявшего его смысл. На стол приносили обрядовые блюда, и древний баян (боян) приступал к сказанию «о начале начал». Общий смысл его понятен: всё сущее произошло от священных истоков, душа родилась от небесного света, первовещество жизни и плоть человека – от звёздно-молочной реки, стекающей на «мировую гору» и наполняющей Сыру-землю…
Предположительно, отголоски этого повествования о происхождении мира и человека сохранились в «Голубиной книге» (изначально, по-видимому, Глубинной книге «древней, утаённой, выпавшей с небес»). Все Средние века её распевали «по памяти, как по грамоте» странствующие слепые сказители – калики перехожие. «Житие святого Авраамия Смоленского» упоминало о хождении «глубинных книг» на Руси с XII века, хотя их первые записи появились лишь в XV–XVI веках. К тому времени эти сильно христианизированные сказания испытали влияние византийской и русской «отречённой» литературы: «Беседы трёх святителей», «Слова святого Иоанна Богослова и др.[282] Некоторые образы «Глубинной книги» можно сблизить с ведийскими мифами о первочеловеке Пуруше, об устройстве «мира-света», о царе-мудреце, которого на Востоке называли Буддой, а в Европе – царевичем Иоасафом. Вопросно-ответная форма этой неписанной «книги» свойственна древнейшим произведениям мировой литературы:
В ответах на эти вопросы древнерусская космогония переплеталась с православной:
Разумеется, «ветры буйные» русы производили «от Стрибога», а не «от Свята Духа», капли живительного небесного дождя не могли сравнивать со слезами страдающего Христа и полагать, что «всем рекам мати» – неведомая «Ердань-река». В «Глубинной книге» ряд древнерусских образов заменён христианскими, но отличающимися от церковного учения о происхождении мира.
Отголоски древнейших представлений о «человекотварном» мироздании можно найти и в русской средневековой литературе. Ярчайший писатель XVII столетия, автор знаменитого «Жития» (1672–1675) и поборник древлеправославия протопоп Аввакум Петров оставил описание своего ночного видения в пустозерском заточении. В начале Великого поста, находясь десятый день без пищи и изнемогая от болезни, «яко отчаявшу ми ся живота моего», он увидел словно во сне, как «весь широк стал и пространен, под небесем по всей земли распространился, а потом Бог вместил в мя небо и землю и всю тварь».[283]
Прарусы и ведийские правила
О глубокой древности масленичного пира говорит сходство некоторых его черт с древнеиндийскими обрядами жертвоприношений и правилами Вед. Это может объясняться существовавшим некогда в Северном Причерноморье «ритуальным единством» праславян и потомков индоариев.[284] В Яджурведе есть описание того, как нужно складывать в стопу (в «ступу») три лепёшки, воспроизводя тройственное строение Вселенной. Масленичные обряды воспроизводили не менее архаичный образ мировой горы, блины складывали стопкой по тридевять и более слоёв. Приобщение к священному преданию происходило, когда человеку давали есть воплощение того, что «истинно есть». Эта мысль отражена в Чхандогья-Упанишаде: «действительное – это жар, вода и пища, всё остальное – лишь их видоизменения».
