Драма девяносто третьего года. Часть первая - [55]

Королева берет его за руку и, указывая ему на юную принцессу и дофина, спящих рядом друг с другом на кровати г-на Соса, говорит:

— Сударь, а разве я не мать? И разве я не страшусь за моих детей?

— Что, собственно, происходит и чего вы хотите? — спрашивает король.

— Государь, указ Национального собрания.

— Ну и где этот указ?

— Он у моего спутника.

С этими словами он делает шаг в сторону, освобождая дверь.

«И тогда, — говорит г-н де Шуазёль в своем описании бегства короля, — в дверном проеме мы увидели г-на Ромёфа: лицо его заливали слезы, и он в крайнем замешательстве прислонился к оконному косяку, держа в руке бумагу».

Опустив глаза, г-н Ромёф вошел в комнату; королева узнала его.

— Как, это вы, сударь?! — воскликнула она. — Никогда бы не поверила!..

Король шагнул ему навстречу, вырвал бумагу у него из рук и прочитал ее.

— Во Франции больше нет короля, — промолвил он, протянув указ королеве.

Королева бегло просмотрела бумагу, после чего вернула ее королю; он дважды перечитал ее, а затем уронил на кровать, где спали его дети. Королева тыльной стороной руки, бледной и дрожащей, сбросила бумагу на пол и воскликнула:

— Я не хочу, чтобы она марала кровать моих детей!

Среди городских чиновников и горожан, присутствовавших при этой сцене и видевших презрительный жест королевы, поднялся общий крик негодования.

Господин де Шуазёль поспешно подобрал с пола указ и положил его на стол.

— Ах, — промолвила королева, обращаясь к адъютанту Лафайета, — это снова дело рук вашего генерала!

— Все далеко не так, ваше величество, — ответил ей Ромёф, — ведь он и сам едва не стал жертвой вашего побега; гнев народа сделал его виновным в побеге короля, ибо люди знают, что при всей его горячей приверженности свободе нации, он никоим образом не является врагом короля и его семьи.

— Он враг, сударь, враг! — воскликнула королева. — У него на уме лишь его Соединенные Штаты и его Американская республика! Ну что ж, он увидит, что такое Французская республика!

Затем, видя, какое страдание она причиняет бедному молодому человеку, королева добавила:

— Тем не менее, сударь, я препоручаю вам господ де Дама, де Шуазёля и де Гогела, когда мы уедем отсюда.

Отъезд королевской семьи и самом деле сделался безотлагательным. Господин Ромёф застал карету беглецов полностью запряженной, и короля уже дважды призывали выйти из комнаты и спуститься вниз.

Пора было принимать решение, однако король цеплялся за любое препятствие и поминутно задерживал отъезд. Спрашивается, что делает г-н де Буйе? Наверняка, он уже выступил в поход, и каждая минута задержки давала шанс на освобождение короля.

В тот момент, когда королевская семья спускалась по лестнице, ибо оттягивать отъезд уже не было никакой возможности, одна из горничных королевы притворилась, что ей сделалось дурно; королева тотчас же заявила, что ничто на свете не заставит ее уехать без этой горничной; понадобились крики и угрозы со стороны народа, чтобы вынудить ее покинуть дом.

— Ну что ж, пусть остается, если ей так хочется, — сказал какой-то человек, — а я уношу дофина.

Королева сделала шаг вперед, взяла ребенка на руки и сошла вниз.

У королевской семьи иссякли силы, ибо у нее иссякли надежды.

Все сели в карету; трое телохранителей поместились на козлах, причем, вопреки молве, они не были связаны, ибо никакой нужды в этом не было: карету, когда она выезжала из Варенна, сопровождали четыре тысячи человек.

В суматохе, поднявшейся в связи с отъездом короля, г-ну де Гогела представилась возможность бежать.

Господина де Шуазёля и г-на де Дама препроводили вместе с Ромёфом в городскую тюрьму.

Пока король, словно новоявленный Христос, истекал холодным предсмертным потом; пока королева переходила от молитвы к ярости; пока принцесса Елизавета воспринимала все происходившее как ниспосланное Богом, то есть со смирением святой; пока королевские дети спали на кровати бакалейщика и их благословляла бедная старушка — что, спрашивается, делал в это время г-н де Буйе, которого с таким нетерпением, на протяжении долгой ночи, ждал прапраправнук того, кто однажды сказал: «Мне чуть было не пришлось ждать!»?

Он находился в Дёне и в смертельной тревоге провел там всю ночь, а около трех часов утра покинул этот пост и направился в Стене; в Стене размещалась его главная ставка, и оттуда он мог рассылать приказы во все концы. Между четырьмя и пятью часами утра к нему один за другим прибыли его сын, г-н де Режкур и г-н де Рёриг, молодой гусарский офицер, которому удалось вырваться из Варенна.

И тогда г-н де Буйе узнал все.

Тотчас же он дал приказ Королевскому Немецкому полку присоединиться к нему; г-ну Клинглину — с двумя эскадронами двинуться маршем на Стене, чтобы удержать город, и отправить один батальон полка Нассау в Дён, чтобы взять под охрану переправу через Мёзу; швейцарскому полку Кастелла — с максимальной скоростью идти в Монмеди и, наконец, отрядам, находившимся в Музё и Дёне, направиться в Варенн и, по прибытии, атаковать город.

Отдав эти распоряжения, г-н де Буйе стал ждать прибытия Королевского Немецкого полка.

Он ждал целый час; в подобных обстоятельствах час тянется, словно век.