Дракон в Китае и Японии - [38]
и дин делается один красный дракон, семи чжан в дину, и помещается в центре, а шесть маленьких драконов, каждый по три чжан пять чи, стоят на южной стороне; все они направлены на юг и установлены на расстоянии в семь чи друг от друга. Семь взрослых мужчин, три дня соблюдавших религиозное воздержание, в красных одеждах, размахивают драконами, а Сы кун се фу 司空墻夫(надсмотрщик за работами), также три дня соблюдавший религиозное воздержание, в красных одеждах, устанавливает их.
Когда горам и холмам молились в последний месяц лета, в дни у и сы, в центре помещали одного желтого дракона, пяти чжан в длину, а четыре[483] маленьких, длиной в два чжан пять чи, стояли на южной стороне; все они были направлены на Юг, расстояние между ними было по пять чи. Пять пожилых мужчин, три дня соблюдавших религиозное воздержание, в желтых одеждах, размахивали драконами, а пять мужчин (или стариков[484]) в желтых одеждах устанавливали их.
Осенью, в дни гэн и синь, делали одного большого белого дракона, девяти чжан в длину, и помещают в центр; восемь маленьких, длиной четыре чжан пять чи, помещают на западной стороне. Все они направлены на Запад, расстояние между ними ― девять чи; девять старых холостяков (или вдовцов 鰥) в белых одеждах размахивают ими, а Сы ма 司馬(инспекторы лошадей), также в белых одеждах, устанавливает их.
Наконец, зимой, когда возносятся моления знаменитым горам, в дни жэнь и гуэй делают одного большого черного дракона, шести чжан в длину, и помещают в центр, и пять маленьких, каждый три чжан в длину, ставящихся на северной стороне; все они направлены на Север, расстояние между ними — шесть чи. Шесть стариков в черных одеждах размахивают ими, а вэй 尉 (военный), также в черных одеждах, устанавливает их.[485]
В церемониях, проводившихся для прекращения дождя, драконы не упоминаются. Мы узнаем из Сун-чао ши ши[486], что при династии Сун использовались те же магические ритуалы; драконов опрыскивали водой, а после церемонии бросали в воду.
Де Гроот[487] рассматривает этот обычай, чтобы показать (при том что эта разновидность магических ритуалов для вызывания дождя являлась весьма распространенной в древнем Китае), что процессии с драконом в 15-й день первого месяца и гонки на драконьих лодках в пятый день пятого месяца можно легко объяснить таким же образом. Он также ссылается на отрывок из Ю-ян цза цзы[488], в котором буддийский служитель, которому в эру Кай-юань (713–742) императором было приказано молиться о дожде, сказал, что желает получить какой-либо предмет утвари с изображением фигуры дракона. Ничего подобного найти не удавалось, пока через два, или три дня в императорском хранилище не обнаружили старинное зеркало, рукоятка которого была выполнена в форме дракона. Монах взял его в святилище и молился; и вот, в тот же вечер полил дождь!
Такая же симпатическая магия упоминается в Би цзи мань чжи[489], где говорится, что для вызывания дождя поклонялись (или, скорее, использовали в магических целях) зеркалу, на заднике которого был изображен «свернувшийся дракон», пань лун[490].
Целью этих магических ритуалов было принудить драконов следовать за своим изображением и подняться из пруда. Ничего удивительного, что иногда применялись жестокие меры, чтобы заставить их повиноваться человеческим командам, когда успеха не удавалось достичь. Так, в X в. нашей эры глава двух районов нимало не колеблясь приказал высечь земляного дракона, чтобы принудить непослушных драконов ко взлету; и он оказался прав, так как в тот же день пролилось достаточно дождя.[491]
Как мы видели выше, буддийские монахи также использовали изображения драконов для вызывания дождя. В той же работе[492] рассказывается еще одна история времен эры Кай-юань, где говорится, как их иногда использовали для остановки дождя. Император попросил индийского монаха остановить непрекращавшийся дождь, вызванный одним из его коллег, который исполнил свои обязанности столь хорошо, что из-за наводнения утонуло несколько человек. Индийский монах сделал из глины пять, или шесть драконов, положил их в воду и поругал на своем родном языке. Затем вынул их из воды и положил в другом месте, громко смеясь. Через небольшое время дождь прекратился. Значение этой магии, очевидно, отличалось от идей, превалировавших в древнем Китае. Помещая драконов в их элемент, воду, он давал им жизнь, точно так же, как поступил буддийский монах в IV в. с драконом, которого он откопал. Последний, однако, после такого возрождения дракона, с помощью возглашений побудил его подняться в небо и этим прекратил сильную засуху.[493] Его индийский коллега эры Кай-юань, напротив, презрительным смехом удалил дракона после того, как вдохнул в него жизнь, чтобы побудить его собратьев уйти вместе с ним. Мы можем сравнить это с несколькими примерами подобной магии, упоминаемой Фрэйзером в его «Золотой ветви»[494]. Мы читаем там об эпидемиях, вызванных дикими зверями, скорпионами, или змеями, которые были остановлены при помощи захоранивания или убирания изображений этих пагубных существ.
Забавные предписания относительно вызывания дождя даны в
Предлагаемый сборник является результатом работы двух секций Ежегодной богословской конференции ПСТГУ – «Наследие блаженного Августина и его рецепция в западной и восточной традиции» (2013), «Блаженный Августин и августинизм XVII в.» (2014). Издание подготовлено в рамках работы соответствующего проекта Научного центра истории богословия и богословского образования. В сборнике представлены доклады как русских, так и иностранных (Франция, Италия, Польша) ученых. Сборник предназначен специалистам, студентам и аспирантам, а также всем интересующимся наследием блж.
Отец Александр Мень (1935–1990) принадлежит к числу выдающихся людей России второй половины XX века. Можно сказать, что он стал духовным пастырем целого поколения и в глазах огромного числа людей был нравственным лидером страны. Редкостное понимание чужой души было особым даром отца Александра. Его горячую любовь почувствовал каждый из его духовных чад, к числу которых принадлежит и автор этой книги.Нравственный авторитет отца Александра в какой-то момент оказался сильнее власти. Его убили именно тогда, когда он получил возможность проповедовать миллионам людей.О жизни и трагической гибели отца Александра Меня и рассказывается в этой книге.
Книга Эжена Марена посвящена истории византийского монашества от Константина Великого до патриарха Фотия. Автор рассказывает о том, как с принятием христианства Константинополь и обширные территории Восточной Римской империи начали стремительно застраиваться храмами и монастырями, каждый из которых имел особый уклад и традиции. Марен знакомит читателя с внутренним миром обители, прослеживает жизнь инока от вступления в монастырь до принятия высшего сана, рассказывает о том, какую роль монахи играли в политической и общественной жизни империи.
О существовании предхристианства – многовекового периода «оглашения» Руси – свидетельствуют яркие и самобытные черты русского православия: неведомая Византии огненная символика храмов и священных орнаментов, особенности иконографии и церковных обрядов, скрытые солнечные вехи народно-церковного календаря. В религиозных преданиях, народных поверьях, сказках, былинах запечатлелась удивительно поэтичная древнерусская картина мира. Это уникальное исследование охватывает области языкознания, филологии, археологии, этнографии, палеоастрономии, истории религии и художественной культуры; не являясь полемическим, оно противостоит современным «неоязыческим мифам» и застарелой недооценке древнерусской дохристианской культуры. Книга совмещает достоинства кропотливого научного труда и художественной эссеистики, хорошо иллюстрирована и предназначена для широких кругов читателей: филологов, историков, искусствоведов, священнослужителей, преподавателей, студентов – всех, кто стремится глубже узнать духовные истоки русской цивилизации.
Каковы мотивы предательства Иуды? Был ли распят Иисус Христос? Этот вопрос интересовал не одно поколение исследователей древности и литераторов. Перед Вами ещё одна литературная версия ответа на этот вопрос, основанная на детальном изучении работ исследователей христианства и детального анализа библейских текстов. В книге, кроме повести, приведена статья, написанная автором в ответ на критику этой повести. В ней содержится аргументация столь необычного на первый взгляд сюжета.
В полемике православных богословов с иудеями, протестантами и католиками Септуагинта нередко играет роль «знамени православия». Однако, как показано в статье, положение дел намного сложнее: на протяжении всей истории православной традиции яростная полемика против «испорченной» еврейской или латинской Библии сосуществовала, например, с цитированием еврейских чтений у ранневизантийских Отцов или с использованием Вульгаты при правке церковнославянской Библии. Гомилетические задачи играли здесь намного более важную роль, чем собственно текстологические принципы.