Дойна о Мариоре - [27]

Удивительно, каким родным стало село за эти дни, а ребята — ребята стали как братья. Мариора даже приостановилась. У нее теперь есть друзья!

Кто-то бежал по саду. Мариора пригнулась было — не хотела сейчас попадаться людям на глаза, но вдруг увидела: в вишеннике мелькала черная шапка волос Дионицы. Он шел, ладонью вытирая со лба пот, а задетые им яблони сыпали град переспелых яблок.

Дионица сжал локти Мариоры, заглянул в ее глаза:

— Что ж, подождать не могла? Я все бросил да за тобой.

— А что? — испугалась Мариора.

— Ничего. Ведь мы не попрощались, не договорились. Ты когда придешь в село?

— Почем я знаю? — Мариора сорвала сухую травинку, закусила горьковатый стебелек. — Боярин здесь, разве Панагица отпустит?

Они стояли молча, держась за руки.

Вдруг послышались тяжелые шаги. Потом просящий далекий голос Панагицы и, совсем рядом, раздраженный — Тудореску:

— Я сказал, пусть придет сюда.

— Давай спрячемся! — испугалась Мариора.

Кусты черной смородины скрыли парня и девушку и зашептались над ними душистыми резными листочками.

Подходил еще кто-то.

— Добрый день, домнуле Петру!

По голосу можно было узнать Челпана.

— Добрый.

— Как поездка, домнуле Петру?

— Спасибо. Плохого нет. — В голосе Тудореску дрогнула усмешка.

Челпан, по-видимому, понял это и заговорил уже более твердым голосом:

— Хочу кое-что предложить вам, домнуле Петру.

— Ну?

— Выборы скоро… Помочь можно бы. Относительно вашей кандидатуры. — Слышно было, как Челпан чиркнул спичкой — закурил. — Ребят у меня немало, это вы знаете. Все старше двадцати одного года. Голосуют. К тому же кое-кому в селе приказать можно. Просто заставим. Кое-кого уговорим. Словом, сделаем. Человек полсотни я вам гарантирую — из противников.

Дионица толкнул Мариору. Досадуя, она схватила и сжала его руку.

— Что ж, хорошо, — голос Тудореску звучал недоверчиво. — Только из-за этого ты и пришел?

— Конечно, домнуле Петру, не только из-за этого… Во-первых, мое личное уважение к партии Куза-Гоги… И поскольку вы…

— Так. Дальше что?

— Вот и все.

— Как просто, — тем же тоном сказал Тудореску. — Ну, и что же тебе… вам… с моей стороны нужно?

— Немного… Тысячи три лей на вино для избирателей.

— Очень хорошо.

— И… Ну, это вам легко будет. — В голосе Челпана было деланное равнодушие. — Слышали, наверно. Меня накрыли… Суд будет. А… в таком случае я вам не помощник. Стало быть, помогите освободиться.

Тудореску рассмеялся:

— Я ведь не судья, молодой человек. Не судья.

— Не шутите, домнуле Петру. Судья — отец домну Михая. И сам домну Михай в сигуранце служит. Вам легко это сделать.

— Куда идешь? Не мог подождать? — Это относилось уже не к Челпану.

— Да нет, я ничего… я про голову только… Думал, вы гуляете… — отвечал испуганный голос дворника Диомида. — Я потом могу…

— Что ты говоришь? Какая голова?

Дионица не удержался и снова толкнул Мариору. Она погрозила ему пальцем.

— Голову на поле Матвей, обходчик, нашел. Из соломы. И шляпа на ней, как у вас. И дощечка с надписью. Только я неграмотный, не разберу.

— Бог мой! Какая голова?

— Соломенная. Матвей принес: «Отдай боярину». Я говорю: «Зачем? Сожги, когда костер разведешь». — «Нет, — говорит, — отдай. Наша обязанность обо всем докладывать». А мне что? Я взял.

— Что за новости! Покажи.

— Сейчас принесу.

Слышно было, как убежал дворник.

— Ваши штучки, а? — зло заговорил Тудореску.

Мариора лежала, прижавшись к земле, точно могла спрятаться в ней, и прислушивалась к разговору. В голове сумбурными отрывками вставало все, что она слышала о Челпане, о кузистах. Вспомнились мышиные глаза Михая, — она даже зажмурилась.

Михай Куку, сын судьи, работает в сигуранце. Сигуранца! Что может быть хуже! Все село так говорит. Челпан вор…

Дионица лежал рядом с нею, смотрел живыми, смешливыми глазами.

Диомид скоро вернулся.

— Вот, — почтительно сказал он. — Эта дощечка была привязана.

Челпан заговорил быстро и непонятно, но Тудореску перебил его:

— Твои штучки? Старая месть?

Челпан забормотал:

— Шутите! Сколько времени прошло… И какие счеты могут быть сейчас?

— Знаешь что, — раздраженно сказал Тудореску, — иди и забудь, где мой дом стоит. Иди! — повторил он. — Ну? — в голосе вспыхнула угроза.

— Имейте в виду, что все эти люди будут против вас. А кто соломенную голову поставил, вы узнаете при желании…

Слышно было, как Тудореску зашагал в глубь сада. Потом снова раздался его голос:

— Челпан! Если пройдет моя кандидатура, будешь свободен. Это знай.

— Пока вы пройдете, меня посадят! — донесся голос Челпана.

— Я скажу, чтобы твое дело задержали. За деньгами завтра зайдешь. Но если повторится что-нибудь подобное…

— Клянусь, не я! — воскликнул Челпан.

— Ступай!

— Это что же? — шептала Мариора. — Челпан с Тудореску? А что это за голова, о чем они говорили?

Дионица коротко рассказал ей про чучело. Мариора смеялась, уткнувшись лицом в колени.

Зима пришла теплая, мягкая, дождливая.

Вот уже несколько недель Тудореску жил необычной для него деятельной жизнью: раньше в село почти не заглядывал, теперь отправлялся туда чуть не каждый день верхом. Прежде нелюдимый, теперь он охотно принимал у себя селян.

Приходил примарь. Здесь, в боярской прихожей, он терял всю важность, с какой говорил с крестьянами, и — Мариоре казалось — даже худел. Его и еще нескольких богатых селян боярин принимал у себя в кабинете. Иеремие Гылку не пускал дальше коридора, но и к нему снисходил, беседовал, даже как-то по плечу похлопал. Сотни литров доброго старого вина Тудореску отправил в село. Челпан в имении больше не показывался; ходили слухи, что ему грозил арест, но вмешался Тудореску, и все обошлось.