Дойна о Мариоре - [25]

— Я говорю — такой строй. Какая промышленность может быть, если нет частной собственности? Ведь вы же не будете работать, если все идет на ветер?

— Это так…

— Ну вот. Учителя там отказались учить. И люди живут, как дикари. Вот посмотрите, фотография, которая попала к нам через границу. — Оратор развернул большой лист бумаги, и все увидели фотографию человека с длинными, нестрижеными волосами, до ушей заросшего бородой. В руках он держал нож, какими на бойнях режут быков.

Люди смотрели, качали головами. Мариора и Дионица стояли в задних рядах.

— Врет все, — шепнул Дионица на ухо Мариоре.

— А зачем? — недоуменно откликнулась она.

— Разрешите спросить? — крикнул очень знакомый Мариоре голос.

Она привстала на цыпочки. Говорил Семен Ярели, отец Веры.

— Нищета, домнуле Гаргос? А я неделю назад был у сестры. Она на Днестре живет, в Верхних Жорах. А напротив как раз, за Днестром, Журы, село заднестровское. И вот сам слышал, ей-богу: бежит по берегу девушка в платочке и кричит другой: «Ты сколько молотить везешь?» А та, на горе, отвечает: «Триста килограммов». — «А получила»? — «Тысячу двадцать». — «Пшеницы?» — «Пшеницы».

— Показалось тебе, — сухо ответил Гаргос.

— Да нет…

— Я говорю: да. Значит, чтобы наладить жизнь в Румынии, надо раз и навсегда покончить с коммунистами.

— Старая песня на новый лад, — устало сказал кто-то рядом с Мариорой. Она обернулась и увидела «вечного батрака», как звали в селе Тудора Беспалого. Впрочем, Тудор не беднее многих в селе, у него четверть гектара земли. Эти четверть гектара заняты под виноградником, а чтобы заработать хлеб, Тудор батрачит у богатых хозяев, большей частью у братьев Кучуков. На правой руке у него не хватает трех пальцев — потерял на германской войне. Он не всякую работу может делать и потому на жизнь зарабатывает с трудом. Но на все смотрит с понимающей усмешкой, дружит с людьми, и в селе его любят.

— Болтовня! — вполголоса согласился Штефан Греку. — Я русских помню. Даром, что ли, наши мужики через Днестр каждую ночь на ту сторону бегут? У них, слышно, Молдавия — самостоятельная республика.

— Пойдем? — сказал Дионица Мариоре. — Надоело. Каждое воскресенье тут спорят.

Мариора послушно пошла за Дионицей.

А когда завернули за угол, девушка чуть не вскрикнула: Семена Ярели с двух сторон держали «сапоги». Третий жандарм бил Семена в лицо и в грудь рукой в перчатке с железными шипами. Семен был весь в крови, рубаха висела клочьями. Он уже не сопротивлялся, а только глухо вскрикивал.

Мариора стояла, дрожа всем телом; Дионица держал ее за руку.

— А ну, идите отсюда! — закричал один из жандармов.

Мариора и Дионица кинулись прочь. В корчме была широко открыта дверь. Там тоже было людно.

— Зайдем? — предложил Дионица.

— Ой, что ты!..

— Ничего, здесь все бывают.

Никто не обратил внимания на парня и девушку, которые подошли к стойке. Дионице это было не внове, зато Мариора смотрела во все глаза. Она ни разу не была в корчме. Здесь стояло много столиков, накрытых клеенкой, и все места были заняты.

За одним из них сидел богач Нирша Кучук. Маленький, тщедушный, суетливый, он пыжился и задирал голову, стараясь держаться с достоинством. Городской костюм дешевого сукна топорщился на нем. Из-под шляпы колюче глядели глаза, узкие и светлые, а улыбка была недобрая. Сейчас Нирша был заметно пьян, что с ним не часто случалось.

Хозяин корчмы, Гаргос, молодой, черноусый, казалось, не замечал двух посетителей, робко переминавшихся, у стойки. Он подавал вино, пиво и горячие закуски с ловкостью необычайной. На ходу разговаривал с людьми, улыбался, выпивал поднесенный кем-нибудь стаканчик вина и не пьянел.

— Гаргос! Иди сюда! — позвал Нирша.

Хозяин корчмы поклонился, потом подбежал к столу Кучука, поклонился еще раз и остановился, весь — внимание.

— Еще две бутылки! — приказал Нирша.

Гаргос снова поклонился, схватил со стола свободную тарелку — она описала в воздухе почти круг — и убежал.

— Так вот, — говорил Нирша своему соседу, крестьянину в новой овчинной безрукавке. — Если вы обеспечите сто голосов за меня — кандидата царанистской партии, вы получите пять тысяч лей. А за каждый голос свыше ста — еще по пятьдесят лей. Но если будет хоть одним голосом меньше ста, — Кучук помотал перед лицом соседа толстым указательным пальцем, — ничего не плачу: не пройду.

Сосед Нирши моргал красными осоловелыми глазами, кивал головой.

Гаргос заметил Дионицу и Мариору, лишь когда Дионица робко сказал ему:

— Я вас прошу, домнуле…

Он взял у Дионицы деньги, брезгливо бросил в ящик. Пакетик конфет сразу уравновесился на весах. Но Гаргос две конфеты бросил обратно — пакетик быстро поехал наверх, — хозяин схватил его и с улыбкой подал Мариоре.

— Ну и ловок! — проговорил Дионица, когда они вышли. — Говорят, очень богатый. Обороты растут…

Братьев Греку и Васыле Дионица с Мариорой нашли в саду Стратело. Ребята сидели, тесно прижавшись друг к другу. Над ними низко свешивали ветви груши. Из-под листьев, местами коричнево-красных, выглядывали тугие, еще зеленые плоды. А ветки яблонь были густо усыпаны золотистыми, цвета закатного солнца, яблоками с малиновыми и оранжевыми полосками.