Дойна о Мариоре - [21]

Шрифт
Интервал

Шутник, запевала и выдумщик, Кир сейчас смотрел сухим, злым взглядом.

— Ребята, да что это? Скоро и жить запретят? — взволнованно произнес голос у дверей.

Все обернулись. В дверях стоял Васыле, бледный, встревоженный.

— А ну их к черту! Брехня! Кто это даст срубить гибрид! — сказал Виктор.

— И-хи-хи-хи-хи-и-и! — крикнул Николай и сорвался с лайц. — Давай танцы, что нам до них!

Вера громко запела молдовеняску. Санда крыльями вытянула руки, пошла плавными шагами танца по свободной половине комнаты. На ее руки легли другие, они сплелись, в круг стали парни, и скоро уже все, кто был на вечернице, положили друг другу на плечи руки и плясали в бурном, озорном хороводе молдовеняску. Мотив танца, уханье, топот смешались в сплошной веселый шум.

— Эх-х-ха! — кричал Николай, наступая на Домнику.

— А-а-а! — вскрикивала она, оборачиваясь к нему, притопывала в такт танцу.

— И-хи-хи-хи!

— Ух-у!

— Крепче ходи!

— А ну, кого ветер не валит, усталость не берет!

Стучат, притопывают босые и в постолах ноги, колоколами надуваются длинные сборчатые юбки девушек, взлетают фартуки.

— Де аш авя ун ланц путерник,
Аш лега минтя де мине,
Кечь де кыте орь о каут
О гэсеск нумай ла тине!
Мне покрепче бы цепочку,
Приковала бы я думы,
А то как их ни хвачусь я,
Нахожу лишь у тебя!

— И-хи-хи!

Виктор вырвался на середину круга, поднял одну руку, закружился, красиво поводя плечами. Потом воспользовался тем, что Санда уж очень ласково улыбалась журлештскому парню, выхватил из круга Мариору и вихрем закружился вместе с нею.

— И-хи-хи-и!

Дионица вдруг точно споткнулся, нахмурился, потом, заметив, что Домника участливо взглянула на него, натужно улыбнулся, ответил громким: «Э-ха-ха!» — и застучал постолами еще быстрее и ожесточеннее.

С непривычки от быстрого танца у Мариоры закружилась голова. Она вышла из круга, села на лайцы в угол, сунула руку в карман фартука за платком. И вместе с ним вытащила листок, что обронил Михай.

«Да! Эта бумажка!»

Кир сидел с Васыле, уговаривал его идти танцевать.

— Не хочется, — морщился тот.

Наконец Кир махнул рукой, подошел к кругу, остановился, выбирая, где встать. Мариора отозвала его.

— Ты грамотный? Да, ты ж учился! Вот, прочитай. А то я не знаю, отдавать или не отдавать. Может, не такая уж нужная, только ругать будут.

— Кого ругать? — не понял Кир. Он взял листок, подошел к лампе. Долго и медленно шевелил губами.

— Две буквы забыл, — оправдываясь, сказал он Мариоре.

Потом девушка увидела, как сошлись его черные брови. Прежде чем она успела спросить Кира о чем-либо, он бросил ей: «Подожди!» Подошел к Васыле, взял его за руку и вывел на двор. Мариора выбежала следом.

— Бумажку-то… отдай! Боярская, может, нужная…

Ребята стояли за углом и тихо разговаривали.

— Что же делать? Может, успеем? — упавшим голосом спрашивал Васыле.

— Позову Виктора и Дионицу, — сказал Кир и убежал в касу.

Впятером они стояли под орешиной в саду Негрян.

— Смотри-ка, что тут Гылка пишет:

«27-го вечером Лаур будет в конюшне читать «Скынтею»[25].

— Двадцать седьмое — сегодня.

— То-то Гылка все у Кучуков околачивается.

— Иуда-предатель!.. Отец его другом считал, — проговорил Васыле. Он вскочил на ноги, погрозил в сторону кулаком. — Эх, сволочь! Жандармы, говорите, уже пошли? Я побегу. Может, успею предупредить.

Васыле шагнул было в темноту.

— С ума сошел! — схватил его за рубашку Дионица. — Да тебя там, как зайца, подстрелят. Жандармы в лицо всех знают. Что ты!

— Правильно, — поддержал Кир. — Только не он: сразу поймут. Пусть уж кто-нибудь из нас пойдет!

Виктор стоял рядом с Мариорой. В темноте он взял ее руку. Девушка не сопротивлялась.

— Что ж идти-то? Голову всякому жалко, — сказал он.

Мариора вырвала у него свою руку. Ей представилось, как жандармы бьют Лаура и он вскрикивает своим негромким мягким голосом.

— Я пойду, — неожиданно сказала она. — Я живу в имении, на меня не подумают.

— Куда тебе! — усмехнулся Дионица.

— А правильно! — воскликнул Кир. — Молодец Мариора!

А ей вдруг стало страшно своего решения.

— Только я одна… боюсь… темно…

В имение пошли Мариора и Кир. Кир должен был подождать ее у ограды имения, в кукурузе. Трое парней остались в саду Негрян. Было не до танцев.

Мариора и Кир вернулись к полуночи.

— Все, — сказала Мариора. — Уж в город повезли. — Она отвернулась, точно в темноте сада кто-нибудь мог увидеть ее слезы.

А Васыле сел прямо на мокрую после дождя траву, отдельно ото всех, и — Мариора видела — прижался лбом к стволу яблони.


— Дверь хорошо запер? — озабоченно спросил Кир Виктора. — Поворачивайся поживее…

За окном мягким черным ковром висела ночь. В темноте где-то перекликалась молодежь.

Мариора занавесила окно.

С утра она все время возилась дома: оторвала доски, которыми были забиты окна и двери, заново смазала глиной пол, побелила закоптелое устье печи. И со вздохом поглядела на голые лайцы, с которых давно исчезли нарядные полосатые пэретари[26], вытканные искусными руками матери. Подумав, принесла большую охапку полыни и василька, толстым слоем травы устлала пол и лайцы. Теперь не чувствовался нежилой запах и было не так пусто в касе. Мариора спрятала в дальний угол овчинную шубу отца и чугун — единственные вещи в касе. На случай, если кто придет, поставила на лайцы корзину сушеных вишен, миску семечек и зеленых еще орехов: пусть думают, что просто вечер провести собрались.


Еще от автора Нинель Ивановна Громыко
Комсомольский комитет

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Такие пироги

«Появление первой синички означало, что в Москве глубокая осень, Алексею Александровичу пора в привычную дорогу. Алексей Александрович отправляется в свою юность, в отчий дом, где честно прожили свой век несколько поколений Кашиных».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Встреча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Нет проблем?

…Человеку по-настоящему интересен только человек. И автора куда больше романских соборов, готических колоколен и часовен привлекал многоугольник семейной жизни его гостеприимных французских хозяев.