Дорожная традиция России. Поверья, обычаи, обряды - [14]
«На этом же месте года, как помнится, через два опять представилось нам привидение. Нас ехало в телеге с ямщиком пятеро: я, жена, ямщик и [двое] мальчиков – моих сыновей. Как только проехали речку, за нами представились пешеходы. Ямщику я велел погонять коня, чтобы отъехать от пешеходов дальше. “Может быть, – думал я, – это недобрые люди, идущие куда-нибудь для недобрых целей”. Ямщик мой погонял коня, оглядываясь назад. Мы проехали гору, и лошадь пошла скорее. Я оглянулся назад и вместо пешеходов я, ямщик и другие увидели целый обоз едущих. Тут малость мы струхнули и, проехав гору, поехали скорее. Лишь только проехали гору, обоза как не бывало, и вместо него очутился огромнейший великан вышиной с телеграфный столб. Тут мы, перепуганные страшно, только знали погонять коня, а великан всё идёт за нами в одном расстоянии. Что делать? До деревни ещё версты две, а ночь, хотя и короткая, как и все летние ночи. Я осмелился выйти из телеги и дорогу перекрестил. И что же? Великан направился в сторону, к логу, где росли деревья, и куда он делся – больше мы не видали.
Признаться, привидение это, одно из страшных, нас напугало порядком, и долго это место поселяло в нас особенный страх. После этого как не верить в привидения. Добро бы, если увидел я один, но, как выше сказано, нас было пятеро – три больших и двое маленьких, и все они увидели то же, что увидел я.
Привидение это нельзя причислить к оптическим обманам. Оно может быть объяснено только действиями духов, иначе нельзя заключить»[92].
Итоговая сентенция пытливого священника особенно примечательна. Коли это не обман воображения, а реальный случай, то, выходит, что без злых духов тут не обошлось.
В рассказе историка и литератора Н. И. Костомарова (1817–1885) «Ольховняк» речь шла о придорожном глухом овраге, заросшем ольхой. И с проезжавшими мимо вечно приключалось что-нибудь: то там повешенного видели, то мертвец оттуда выскакивал и гнался за путниками, а ужо стонах и прочих странных звуках и говорить нечего. Как в конце концов выяснилось, на том месте некогда брат убил брата. И вот когда герой-повествователь уже был заинтригован загадкой «ольховняка», но ещё не знал, в чём там дело, он беседовал об этом с «духовными», съехавшимися на именины. Священник того самого прихода сказал ему: «Вы, люди учёные, мало верите. У вас всё суеверие. Оно, правда, в народе нашем суеверия немало, но бывает и такое, что вы считаете суеверием, не имея на то достаточного основания, а оно пока только непостижимое, такое, чего невозможно объяснить путём разума». И добавил: мол, ему стало известно, что на том месте совершилось страшное, вот оттого проклятие там и легло. «Кто его знает? Опровергнуть, что оно было не так… я не берусь»[93].
В общем, сама священническая должность, воспитание и образование сельского пастыря укрепляли уверенность, что бывают таинственные случаи – и благодатные чудеса, и злые козни. Это роднило сельское духовенство с пасомыми – простыми людьми. Поэтому когда священник поддавался на уговоры и участвовал в таких народных обрядах, которые иными образованными людьми даже из того же духовенства могли быть расценены как обряды языческие либо как вредные суеверия, то он мог это делать и потому, что сам чувствовал за такими действами некую труднопостижимую, однако значимую реальность.
Ведь «истинное происшествие», случившееся с Верещагиным, – на деле довольно устойчивый, повторяющийся сюжет народных рассказов. Этот сюжет сходен со столь же «истинными» историями – быличками о встречах с лешим, русалкой, домовым, банником. В них также присутствует внутренняя установка рассказчика на достоверность (в отличие от мифа и от сказки), они тоже стандартны в наборе мотивов и характеристик «нечистой силы». Кроме того, оценивая рассказ Верещагина, следует учитывать, что, согласно исследованиям английских психологов, у каждого человека примерно десять раз в жизни бывают галлюцинации, не вызванные физическим или психическим заболеванием[94].
Истории, подобные встрече Верещагина с великаном, судя по всему, были широко распространены в Вятском крае. Вот как пишет о возможной ситуации их рассказывания современный писатель В. А. Ситников в художественно-документальном романе из деревенской жизни на Вятке. Герой повествования, мальчишка, едет вместе с другими ребятишкамипо зимнему путина санях, которыми правит его старший брат Василий. Впереди мрачной стеной встаёт дремучий лес.
«Перед темнеющим ельником братенник принимался нас стращать. Поворачивался, в больших глазах страх.
– Ой, робята, ей-бо, видал однова в грозу, как над Казной поднялся огромадной, до неба, кудлатой мужичищо в красной рубахе и захохотал-загрохотал. Я чуть со страху не помер. Видать, сам!
Кто “сам”, всем ясно – леший!
А потом таинственно добавил Василий Михайлович, как мелькнула здесь в Казне перед ним кикимора. Вся нечёсаная, раскосмаченная, у-у. Мы жались друг к дружке. Наташка крестилась. Я шептал молитву. И братья Князевы, и Митя Филин повторяли бледными губами: “Господи, помоги-пронеси!” – и все, боясь нечистой силы, поджимали под себя лапти»
В этих исторических очерках представлена панорама повседневной жизни провинции XVIII – начала XX века, восстановленная на основе выявленных автором малоизвестных исторических источников – архивных фондов, периодики, мемуаров, а также краеведческих и научных публикаций. Колдовство и реакция на него судебных и церковных инстанций; поведение ссыльных московских дворян, оказавшихся в уездных городках; криминально- детективные эксцессы, разбои на реках и дорогах; отношение епархиального начальства к прегрешениям своих подчинённых; особенности крестьянского уклада жизни; старинные обряды и обычаи.
Оценки личности и деятельности Феликса Дзержинского до сих пор вызывают много споров: от «рыцаря революции», «солдата великих боёв», «борца за народное дело» до «апостола террора», «кровожадного льва революции», «палача и душителя свободы». Он был одним из ярких представителей плеяды пламенных революционеров, «ленинской гвардии» — жесткий, принципиальный, бес— компромиссный и беспощадный к врагам социалистической революции. Как случилось, что Дзержинский, занимавший ключевые посты в правительстве Советской России, не имел даже аттестата об образовании? Как относился Железный Феликс к женщинам? Почему ревнитель революционной законности в дни «красного террора» единолично решал судьбы многих людей без суда и следствия, не испытывая при этом ни жалости, ни снисхождения к политическим противникам? Какова истинная причина скоропостижной кончины Феликса Дзержинского? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в книге.
Пособие для студентов-заочников 2-го курса исторических факультетов педагогических институтов Рекомендовано Главным управлением высших и средних педагогических учебных заведений Министерства просвещения РСФСР ИЗДАНИЕ ВТОРОЕ, ИСПРАВЛЕННОЕ И ДОПОЛНЕННОЕ, Выпуск II. Символ *, используемый для ссылок к тексте, заменен на цифры. Нумерация сносок сквозная. .
В книге П. Панкратова «Добрые люди» правдиво описана жизнь донского казачества во время гражданской войны, расказачивания и коллективизации.
В книге сотрудника Нижегородской архивной службы Б.М. Пудалова, кандидата филологических наук и специалиста по древнерусским рукописям, рассматриваются различные аспекты истории русских земель Среднего Поволжья во второй трети XIII — первой трети XIV в. Автор на основе сравнительно-текстологического анализа сообщений древнерусских летописей и с учетом результатов археологических исследований реконструирует события политической истории Городецко-Нижегородского края, делает выводы об административном статусе и системе управления регионом, а также рассматривает спорные проблемы генеалогии Суздальского княжеского дома, владевшего Нижегородским княжеством в XIV в. Книга адресована научным работникам, преподавателям, архивистам, студентам-историкам и филологам, а также всем интересующимся средневековой историей России и Нижегородского края.
В книге финского историка А. Юнтунена в деталях представлена история одной из самых мощных морских крепостей Европы. Построенная в середине XVIII в. шведами как «Шведская крепость» (Свеаборг) на островах Финского залива, крепость изначально являлась и фортификационным сооружением, и базой шведского флота. В результате Русско-шведской войны 1808–1809 гг. Свеаборг перешел к Российской империи. С тех пор и до начала 1918 г. забота о развитии крепости, ее боеспособности и стратегическом предназначении была одной из важнейших задач России.
В числе государств, входивших в состав Золотой Орды был «Русский улус» — совокупность княжеств Северо-Восточной Руси, покоренных в 1237–1241 гг. войсками правителя Бату. Из числа этих русских княжеств постепенно выделяется Московское великое княжество. Оно выходит на ведущие позиции в контактах с «татарами». Работа рассматривает связи между Москвой и татарскими государствами, образовавшимися после распада Золотой Орды (Большой Ордой и ее преемником Астраханским ханством, Крымским, Казанским, Сибирским, Касимовским ханствами, Ногайской Ордой), в ХѴ-ХѴІ вв.