Дороги в горах - [75]

Назавтра, сразу же после приезда, Колька целый день расправлялся со снегом. На второй день принялся за навоз. Бросает его через плетень на огород, а солнце греет ласково, поют скворцы. Уселись на самой вершине тополя, и один перед другим так щелкают, так свищут, что, кажется, совсем изойдут песней…

Вспотев порядком, Колька втыкает в навоз вилы и неторопливо выходит на улицу. Здесь под самыми окнами дома стоит гусеничный трактор. Новый, прямо с завода… В МТС ни одному молодому трактористу не доверили новый трактор, а вот ему, Кольке Белендину, доверили. Доверили потому, что он еще раньше был знаком с машинами, окончил десятилетку и на курсах учился лучше всех. Вот рассказать бы обо всем этом Клаве Арбаевой. Да по всему видать, Клава не очень интересуется его делами.

Не отрывая ласкового взгляда от машины, Колька заходит то с одной, то с другой стороны, садится в кабину, потом открывает капот. Еще день-два — и в поле… Не мешает лишний раз все проверить, чтобы не опозориться, не ударить в грязь лицом. Он всем докажет, как умеет работать.

На второй день после Колькиного возвращений приехал домой отец.

Спешась, старик долго любовался поблескивающим свежей краской трактором и впервые за все время назвал сына не Колькой, а Николаем. А когда они уселись на ступеньке крыльца, Сенюш достал из кармана старый кожаный кисет, набил трубку, потом протянул кисет сыну.

— Закуривай. Ведь куришь?

Колька покраснел и сказал:

— Курю, только у меня папиросы.

— Кури свои папиросы. Нечего теперь таиться. Не маленький.

И Колька впервые за свою жизнь закурил в присутствии отца.

Подставив ласковому солнцу лица, они долго сидели на ступеньке. Старые, но еще зоркие глаза Сенюша сразу отметили все сделанное по двору сыном. Сенюш довольно щурится. Приятно за такого молодца. Последний встал на ноги… Теперь можно и умирать. Э, зачем умирать? Вот женить надо Кольку. Молодая хозяйка нужна в доме, ох как нужна.

— Мать-то совсем ослабла, — говорит старик, вынув изо рта трубку. — Видит плохо.

— Да, — с тяжелым вздохом соглашается сын, — плохая…

Для приличия и важности старик помолчал, пососал трубку, а потом, как бы между прочим, сообщил:

— А Клава-то Арбаева дояркой поступила, вместе с Марфой Сидоровной… Хорошо, говорят, с делом справляется.

— Слыхал, — буркнул сын.

Старик скосил на него глаза и продолжал:

— Недавно на правлении выступала. Ух, как резала! Все правильно. Хорошая девка…

— Да, — опять буркнул Колька.

Старика заела досада. Сидит — слова из него не вытянешь. Будто, кроме «да», ничего не знает. Захотелось прикрикнуть на сына: «Что ты как больной теленок? Так на всю жизнь бобылем останешься».

Но Сенюш вовремя спохватился: как можно кричать на взрослого сына? Он школу по механизации кончил, вот трактор новенький под окнами…

И старик вместо этого сказал:

— Жениться тебе пора. В доме, сам видишь, порядка нет. Какой спрос с больной старухи?

— Можно и жениться. — Колька бросил папиросу и придавил ее каблуком сапога.

Больше Колька ничего не сказал, а только тяжело вздохнул. Как женишься, если с Клавой ничего не получается. Сколько он посылал из училища писем. На первое она совсем не ответила. На остальные отвечала, но что это за ответы? Так только, для формы… Ни одного теплого словечка. Вот и женись…

Кольке хочется повидать Клаву, серьезно поговорить с ней, и в то же время страх берет. А вдруг окончательно откажет? Сейчас он хоть надеется. А потом и надежды не будет. Сколько раз он выходил за село и, поднявшись на пригорок, смотрел на ферму. Внизу среди кустов тарнача бродили коровы. Из трубы ветхого дома едва приметно струился дымок, а на крыльце сверкали под солнцем алюминиевые фляги. Вот кто-то выбежал на крыльцо и опять скрылся. Возможно, Клава? Как бы повидаться с ней? Можно, конечно, дождаться, когда она пойдет домой. Выйти навстречу, и поговорить. Но это как-то по-мальчишечьи будет. А он, Колька, — механизатор широкого профиля. У него вон под окнами трактор. А когда подойдет уборка — встанет за штурвал комбайна. Не хватало еще, чтобы он прятался по кустам. Нет. Николай Белендин придет к Клаве домой. Придет как гость. Ведь они вместе учились…

Вечером мягкие сиреневые сумерки застелили село. В домах вспыхнул электрический свет. Клава прилегла с учебником химии, а мать хлопотала на кухне с ужином.

— К нам кто-то идет, — сказала Марфа Сидоровна. — Мужчина…

Клава бросилась к окну, но человек уже вошел в сени, постучал в дверь.

— Да, да, пожалуйста, — Клава с книгой в руках вышла из горницы. — О, Коля!

— Я… — Колька добродушно, немного смущенно улыбнулся, поздоровался. — Иду мимо… Думаю, дай, понимаешь, зайду. Ведь вместе учились. Проведать надо.

— Да ты не оправдывайся! — пошутила Клава. — Проходи лучше. Когда приехал?

— Приехал… — Колька покосился на свои хромовые, начищенные до блеска сапоги.

— Проходи. Что стоять у порога? — пригласила Марфа Сидоровна, явно довольная появлением Кольки. — Как там родители?

— Спасибо… Ничего… Отец утром отправился опять к сарлыкам. Никак, понимаешь, не может с ними расстаться. А маме, правда, все нездоровится. Больше лежит.

Ответив еще на несколько вопросов Марфы Сидоровны, Колька осторожно, боясь наследить, прошел в горницу. Клава усадила гостя около стола, сама села напротив. Они долго смотрели друг на друга радостными глазами и молчали. Потом Клава, отводя глаза, спросила: