Дороги в горах - [76]

Шрифт
Интервал

— Когда мы последний раз виделись? Осенью на танцах?

— Да, — подтвердил Колька. После этого я вскоре в училище уехал. Трактористом вот стал. А еще по своей инициативе сдал на комбайнера. Две специальности теперь… Сейчас трактор в колхоз пригнал. Работы много. Будем сеять овес на зеленку, кукурузы порядком, луга улучшать… Да ты, наверное, все знаешь? Ну, а у тебя что нового?

На смуглых щеках Клавы проступил румянец.

— Все по-старому, Коля. Дояркой работаю.

— Слышал… Отец говорил… Он все время тебя вспоминает…

Марфа Сидоровна, заглянув в горницу, сказала:

— Я к Балушевым на минутку. А потом ужинать будем.

Она ушла, и Колька почувствовал себя несколько свободней. Теперь он уже не отрывал взгляда от Клавы, а та все чаще краснела и почти все время смотрела себе в колени.

— Клава, сходим в кино? — предложил он. — Картина, говорят, интересная. Забыл, как называется… Пойдем! Поговорим…

Клава, поняв, о чем будет разговор, отрицательно покачала головой.

— Не обижайся, Коля, времени нет. Надо готовиться. Вот видишь, химией занимаюсь. — И чтобы окончательно не обидеть Кольку, она добавила: — Как-нибудь в другой, раз, когда посвободней буду.

У Кольки пропало бодрое настроение. Мрачнея, он опустил голову.

— Не оставляешь своей мечты?

— Нет, Коля, не оставляю. Хоть заочно, но учиться буду.

— Да, учиться тебе надо. А Игорь как?

Клава двинула плечами.

— Нормально. Заканчивает первый курс.

Наступило долгое и неловкое молчание.

— Так в Доме культуры совсем не бываешь? — спросил наконец Колька.

— Нет, давно не была.

— Я тоже не хожу. — Колька тяжело вздохнул и скороговоркой сказал то, что давно хотел, но никак не мог сказать: — Тебя нет, а больше меня никто не интересует.

Клава, будто не слыша, взяла со стола учебник химии, раскрыла и начала бесцельно его листать.

Колька встал, запахнул пальто, решительно надел фуражку.

— Пойдем, хоть пройдемся по улице. Понимаешь, как-то все получается… Хочется откровенно поговорить с тобой. Выяснить… Ну, это, отношения выяснить…

Клава тоже встала, бросила на стол книгу и, не смотря на Кольку, сказала:

— А что же, Коля, выяснять отношения? Они и так ясные. Я уважаю тебя, считаю хорошим товарищем. А на большее я не могу… Сердцу ведь не прикажешь.

Колька долго смотрел в пол, потом выдавил:

— Ясно!..

Они вышли на крыльцо.

— Будь счастлива!

С поникшей головой Колька спустился по ступенькам и пошел в темноту. Шел не спеша, очевидно, надеялся — Клава окликнет его.

А Клава молча смотрела в спину Кольки. Было жаль этого хорошего парня.

* * *

Татьяна Власьевна попрощалась со всеми работниками и вышла с Тоней на крыльцо. Они пожали друг другу руки, потом крепко поцеловались. Растроганная Тоня сказала:

— Я так расстроилась, Татьяна Власьевна. Вас жаль… А как я буду справляться? Подумать только! Все надо самой решать.

— Смелей действуй, тогда все решишь и справишься.

— Я вам буду писать. Хорошо?

— Обязательно пиши. А как же?

Узенькой тропинкой Татьяна Власьевна сошла с пригорка и оглянулась. Стройные тополя только еще распускались, и поэтому большое здание казалось завешенным зеленой прозрачной дымкой. Сквозь эту дымку большими окнами смотрела больница. Вот здесь, в этом здании, Татьяна Власьевна оставила двенадцать лет жизни. Двенадцать лет! Сколько за это время было волнений, тревог и радостей. Сколько людей избавилось здесь от смертельных недугов. И радость этих людей была ее радостью. Это лучшее в ее жизни. Была у нее и другая радость — любовь к Петру Фомичу. Но она с годами остыла. Хотя нет, Татьяна Власьевна любит мужа, но не настоящего Петра Фомича, а того, который был раньше: Петра, Петю…

…Дома Татьяна Власьевна прошла по комнатам, потрогала старые, родные вещи. Почти каждая из них имела свою историю и потому была дорога. Вот эту настольную лампу с зеленым абажуром Татьяна Власьевна купила в день первой получки. Пока донесла, руки чуть не обморозила.

— Мама! Мамочка! — в дверях стояла Нина в легком сиреневом платье, щеки разрумянились, глаза влажно блестят. — Ты здесь, мамочка? Чего поесть? Мы идем на лодке кататься. Целая компания. Да, а куда девалась тетя Валя? Ее утром не было.

— Вале я отказала. Если проголодалась, приготовь яичницу. Яйца в зеленой кастрюле.

Нина капризно выпятила нижнюю губу:

— Вот здорово! Я на минутку…

— Нина! — Татьяна Власьевна подошла к дочери. — Останься. Утром я уезжаю. Не на один день уезжаю…

— Ой, мамочка! — взмолилась Нина. — Меня ждут. Такая компания! Я скоро…

Нина наспех поцеловала мать и нырнула в дверь. Татьяна Власьевна грустно покачала головой.

В обеденный перерыв пришел Петр Фомич. Татьяна Власьевна собрала ему на стол, а сама села у окна.

— Почему не обедаешь? — Петр Фомич с удивлением смотрел на жену.

— Я потом…

— Да садись. — Петр Фомич взял новый ломоть хлеба. — Вкусно…

— Сама готовила. Вале отказала.

— По каким соображениям? Напрасно.

— Нет, не напрасно. Мы совсем избаловали Нину. Целый день палец о палец не ударит. В институт не готовится, барыней стала.

— Так уж барыня. Наработается еще. Какие годы… Одна дочь.

— Ох, Петр, не нравишься ты мне за такие разговоры. Ты всегда всем доволен. Вон и Ниной… Делаешь все без души. А я не могу так, Петр. Понимаешь, не могу! Я мучаюсь. Это же…


Еще от автора Николай Григорьевич Дворцов
Море бьется о скалы

Роман алтайского писателя Николая Дворцова «Море бьется о скалы» посвящен узникам фашистского концлагеря в Норвегии, в котором находился и сам автор…


Рекомендуем почитать
Два конца

Рассказ о последних днях двух арестантов, приговорённых при царе к смертной казни — грабителя-убийцы и революционера-подпольщика.Журнал «Сибирские огни», №1, 1927 г.


Лекарство для отца

«— Священника привези, прошу! — громче и сердито сказал отец и закрыл глаза. — Поезжай, прошу. Моя последняя воля».


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».


У черты заката. Ступи за ограду

В однотомник ленинградского прозаика Юрия Слепухина вошли два романа. В первом из них писатель раскрывает трагическую судьбу прогрессивного художника, живущего в Аргентине. Вынужденный пойти на сделку с собственной совестью и заняться выполнением заказов на потребу боссов от искусства, он понимает, что ступил на гибельный путь, но понимает это слишком поздно.Во втором романе раскрывается широкая панорама жизни молодой американской интеллигенции середины пятидесятых годов.


Пятый Угол Квадрата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слепец Мигай и поводырь Егорка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.