Дороги в горах - [77]

— Таня, что за напасть в последний день?

— Не отделывайся шутками, нам очень о многом надо поговорить.

— Хорошо, Таня, поговорим. Только не теперь. Спешу я…

Глава пятнадцатая

Отшумев талыми водами, весна щедро рассыпала по зеленым склонам искры цветов. Расцвели ландыши, кукушкины слезки, анютины глазки, огоньки… А на заросли черемухи будто насыпался крупный снег — так пышно цвела она в эту весну.

Но вот уже остеблилась трава, черную пашню закрыла зелень посевов, а на смену весенним цветам распустились летние — маральник, марьины коренья и красавица сибирская лилия, называемая в здешних местах саранкой. Эх, да мало ли в горах цветов! Одни других краше, сами в руки просятся. И не хотел бы, а сорвешь…

Клава, размахивая зажатой в руке косынкой, бежит по каменистой тропинке, которая, извиваясь, поднимается все выше и выше.

Ух… Клава приостанавливается, чтобы перевести, дыхание, вытирает косынкой пот с темного загорелого лица. Черные глаза девушки влажно блестят. Она заскакивает в высокую траву, срывает один цветок, другой, третий… И вот уже в ее руках большой красивый букет. Посмотрев на цветы, Клава неожиданно запела:

Милый мой, хороший,

Ненаглядный мой…

Девушка звонко рассмеялась, выбралась из травы и побежала. Все выше, выше…

Час тому назад Эркелей, вернувшись из села, сообщила Клаве о приезде Игоря. У Эркелей не хватило терпения доехать до фермы. Еще издали она поднялась в телеге и закричала, замахала руками:

— Клава! Иди сюда!

Видя, что подруга не особенно охотно подчиняется ее зову, Эркелей соскочила с телеги, еще энергичней замахала руками.

— Да скорей же! Вот какая! Игорь приехал. Сама видела…

Клава схватила подругу за плечи, сочно чмокнула в щеку, закружила.

— А-а, обрадовалась, — хохотала Эркелей. — Я знала — обрадуешься.

И вот Клава спешит в село, чтобы увидаться с Игорем.

Тропинка огибает стену мрачного кедрача, пересекает маленький разговорчивый ручей и выбегает на зеленую, усыпанную цветами поляну. Здесь группами и поодиночке стоят березки.

Осыпая мелкие камешки, Клава спускается на ровную площадку. Толстые, кривые черемухи, сцепив друг с другом ветви, пытаются задержать девушку. Но она, пригнувшись, нырнула в прохладный полумрак и встала перед красным пирамидальным обелиском. Ограда из штакетника охраняет обелиск и аккуратно обложенный дерном могильный холм, на вершине которого развернули узорчатые листья астры.

Открыв дверцу, притихшая Клава вошла в оградку. С обелиска из-под стекла на нее просто, доверчиво глянула молодая женщина. Волосы пышными волнами сбежали на плечи, а лицо живое, веселое…

Осторожно обойдя могильный холм, Клава положила к подножью обелиска цветы. Присела на лавочку. В траве за оградой Клава увидела папиросные окурки. Валерий Сергеевич курил. Курил и думал… А вот лежит около столбика зеленая игрушечная лейка. Дочка поливала цветы…

Подняв голову, Клава увидела небо. Какое оно ясное, голубое, без единого пятнышка! Ветви черемухи склонились над обелиском, будто оберегают его. Между деревьями сверкает вдали Катунь. А ближе — тракт, по которому мчатся туда и сюда машины. Как хорошо здесь! Как далеко видно!..

Клава закрыла за собой дверцу и пошла. Сначала медленно, потом все быстрей и быстрей. А когда тропинка упала вниз и из-за леса показались крыши села, Клава побежала. Между кустами то там, то здесь мелькала ее цветастая косынка. Клава спешила в село. Там Игорь…

Игорь тем временем искупался в реке, пообедал. Бодрый, чувствуя на себе свежесть отглаженного белья, он ходил по комнатам, отмечая происшедшие за его отсутствие перемены. Феоктиста Антоновна сидела на диване, ласковым взглядом следила за каждым движением сына.

— Значит, хорошо закончил?

Игорь узкой красивой ладонью отбросил со лба пряди еще не высохших после купанья волос.

— Да так… Можно было лучше, но я особенно не старался… Книжный шкаф переставили… — говорит Игорь.

— Так лучше… Правда, лучше?

Игорь пожимает плечами.

— А тюльпан как вырос! В прошлом году совсем маленький был… У вас тут замечательно. Такие виды! Один Бычий лоб чего стоит. Хорошо!

— Хорошо недельку, ну самое большее — две пожить. А если годы? Вот как я… От этих видов тошно становится. И вообще одичаешь.

Игорь, немного подумав, говорит:

— Это, пожалуй, так.

— Нет, мне надо непременно в Верхнеобск съездить, — заявляет Феоктиста Антоновна. — Закисла в этой дыре. Сходить хоть в театр.

— А чего же? Можно. Тетя Аня сколько приглашала. Почему, говорит, не приедет.

Игорь заходит в спальню родителей, и вскоре оттуда доносится его удивленный голос:

— Ого! Ковер новый купили! Силен! Огромный!..

Феоктиста Антоновна спешит к сыну, охотно рассказывает, с каким трудом ей достался этот болгарский ковер. Уж очень много охотников было. В хороших вещах ничего не понимают, а лезут. Иван Александрович уж готов был отступиться. Пришлось серьезно поговорить с ним.

Игорь представил, как происходил этот серьезный разговор, снисходительно улыбнулся, потом спросил об отце.

— Э, что отец! Должен скоро приехать. Не стало в нем прежнего. Сам посуди, сколько времени — и все председателем райпотребсоюза. Выше подняться не может. Нет, постарел он, сдал.