Дороги в горах - [74]

Клава поблагодарила старика взглядом, Кажется, все… Миновала гроза… Теперь не выгонят. Облегченно вздохнув, Клава села.

— Мне тоже думается, что так круто с Бабахом поступать не следует, — сказал Геннадий Васильевич. — Работал он хорошо… Но ошибся… Со всяким такое может быть. Вот если повторится, тогда все. Тогда, Бабах, придется нам пойти в разные стороны. Понял?

Бабах утвердительно кивнул и совсем неуместно улыбнулся.

После заседания члены правления, выкурив по самокрутке, разошлись. Клава перечитала протокол, поправила кое-какие фразы и отдала его Ковалеву. Тот спрятал протокол в ящик стола.

— Правильно выступала, только волновалась. Надо спокойней, Хотя привыкнешь… Пошли! Накурили… А Бабах сразу отправился на стоянку к жене. Обрадовался.

Когда Ковалев закрыл кабинет, подошла Эркелей.

— Все заседали? Наверное, поумнели здорово. А я натанцевалась досыта.

— Кому что нравится, — заметил Геннадий Васильевич. — Потанцевать тоже неплохо.

Перебрасываясь шутками, они неторопливо двигались к выходу. Впереди — Эркелей и Клава, а за ними — Ковалев с ключами в руках. И вдруг дверь широко распахнулась. На пороге появилась женщина в расстегнутом пальто и кое-как наброшенном на голову платке.

— Катя! — не то удивленно, не то испуганно сказал Ковалев. Отстранив девушек рукой, он поспешил навстречу.

Катя, бледная, уставилась на мужа неподвижными, чужими глазами.

— Катя! Что случилось? Зачем ты пришла?

— Так ты заседаешь? С этими потаскушками?.. Я знала…

— Катя! Как можно? Перестань!

Ковалев подхватил жену под руки и силой увлек на крыльцо. Дверь за ними еще не захлопнулась, а Эркелей звонко расхохоталась.

— Ну и женушка у нашего председателя!.. Прямо ненормальная!..

Клава сердито дернула подругу.

* * *

Возвращаясь домой, Клава заметила в темноте около Балушевых ворот человеческую фигуру. Кто это? Уж не Зина ли? Кажется, она.

Свернув с дороги, девушка тихо спросила:

— Зина?

— Я.

— Что же ты стоишь?

— Да так… С мыслями собираюсь… Только подошла. Побывала напоследок у подруг по работе. Чаем напоили. Все удивляются. А я сама, Клава, удивляюсь… Сегодня попрощалась с ребятишками и чуть не расплакалась. Привыкла к ним.

В темноте Клава не видела лица Зины, но говорила она грустно. Девушке стало жаль Зину. Мучается со своим муженьком.

Зина вплотную подступила к Клаве, доверчиво положила руку ей на плечо.

— Знаешь, я ведь тайком от него все сделала. Теперь вот думаю, как сказать. Клава, пойдем к нам. Я при тебе скажу.

— Удобно ли? — замялась девушка.

— Мне легче будет…

Клава, подумав, твердо сказала:

— Пойдем!

Их появление не вызвало радости у Федора. Даже не ответив на приветствие Клавы, он бросил исподлобья недобрый, испытующий взгляд на жену. А та, делая вид, что ничего не замечает, спокойно сняла пальто, предложила Клаве:

— Снимай свою фуфайку. У нас жарко.

— Правда, жарко. Можно снять, — согласилась Клава и в душе удивилась своей храбрости. Ей даже приятно делать так, как не нравится Федору. Ишь, надулся.

Клава садится, поглядывает на Федора с независимым, даже вызывающим видом, улыбается. Зина, понимая ее настроение, спрашивает:

— Как дела на ферме?

— О, хорошо.

И Клава начинает длинно, с излишними подробностями рассказывать:

— Только сейчас на правлении решили новый коровник строить. Телятник тоже в этом году закончат. А знаете, кто взялся руководить строительством? Дед Обручев. Удивительно! Столько лет не работал в колхозе, а тут, пожалуйста, сам изъявил согласие. Говорит, вижу, в колхозе дела направляются, вот и решил помочь. Старый, а сознательный.

Федор, засунув руки в карманы брюк, по-индюшиному топтался в тесной кухоньке. А когда Клава сделала паузу, он сердито спросил жену:

— Где же ты была до такой поры? И что это за порядок — каждый вечер пропадать. Черт знает…

— По делу, Федя, ходила. Теперь все… Уволилась я из детсада.

— Как? Да с кем ты советовалась? Самовольно?

— А вот так, не посоветовалась и уволилась. На свиноферму иду порядки наводить. Сам же говорил, что там плохо.

— Зина! Да ты у меня замечательная! Честное слово! Молодец!

— Зина-то молодец… — многозначительно сказала Клава, от души довольная, что все так оборачивается.

— А что? Конечно, молодец! Скажешь, нет? А ты думаешь, я отстану? Вместе будем работать.

У Зины дрогнули губы, а в глазах заблестели слезы.

Глава четырнадцатая

Кольку Белендина удивило запустение в хозяйстве. Весна, поля почти освободились от снега, а на крыше его целые горы. Днем снег тает, вода течет в сени и там вечерами превращается в лед. Разве порядок, если в сенях на каждом шагу можно раскроить лоб? Да и крыша гниет от сырости.

Колька зашел в стайку и тоже покачал головой. Навозу под ногами наросло столько, что корова задевает рогами за перекладины крыши.

Впрочем, он особенно-то не удивлялся: знал — управляться с хозяйством некому. Мать с трудом по избе ходит. Плохая стала, совсем ослабла. Каких-то полгода не видел ее Колька, а как изменилась… Отец? Он заявляется домой от случая к случаю. Да и какой из него работник? Тоже старик. Правда, есть еще три брата — Андрей, Никита и Сергей. Никита и Сергей живут здесь, в родном колхозе, но у них свои семьи, свои хозяйства. Снохи приходят, чтобы подоить корову, принести воды, помыть пол. А большего с них не спросишь. Не хватало еще, чтобы бабы забрались на крышу сбрасывать снег. Братья-то, конечно, могли бы, но им, видно, некогда.