Дороги в горах - [106]

Потом они сели на плоский камень, еще хранящий в себе тепло солнца. Кругом белела в темноте черемуха. Ее запах смешивался с запахами воды и трав. Точно зайчишка-шалун в первую порошу, ныряла в пухлых белых облаках луна. И, как музыка, неумолчно, с задумчивой грустью журчала, плескалась река.

Колька прижался щекой к щеке Клавы, взял ее ладонь.

— Клава, как хорошо!.. Очень хорошо… А можно, чтобы всю жизнь так хорошо? Знаешь, мы будем жить по-особенному, не как все. Так, понимаешь, чтобы душа в душу. Ведь ты, Клава, и я — это одно.

— Нет, Коля, так нельзя… Не сможем так.

— Почему? — Колька откачнулся от Клавы, уставился на нее.

— Жизнь, Коля, длинная и трудная.

— Клава, это, понимаешь, хорошо, что она длинная. Пусть! — Колька снова прижался к Клаве. — Все равно мы будем жить лучше всех. Знаешь, давайте все вместе: ты, я, Марфа Сидоровна и отец. Хватит ему в лесу…

Они условились, что завтра Колька привезет отца, а через неделю, в следующее воскресенье, сыграют свадьбу.

Хотя Колька пришел домой за полночь и еще долго лежал в темноте с открытыми глазами, встал он, когда выгоняли в стадо коров. В одних трусах и майке выскочил на крыльцо. Вся река будто ватой завалена. Эта вата цепляется за кусты, деревья, виснет белыми лохматыми нитями и упрямо ползет в огороды.

Было холодно, и Колька, вздрогнув, слетел с крыльца, сделал несколько кругов по двору, поприседал, помахал руками и умылся из ведра, которое всю ночь стояло на лавке около сеней.

Минут пять спустя Колька в кирзовых сапогах и в стеганке направился на бригадный двор, чтобы заседлать там коня и ехать к отцу. За воротами он приостановился, улыбнулся (в последнее время он часто беспричинно улыбался) и подумал о ружье: «Взять, пожалуй… В тайгу, понимаешь, еду».

За селом дорога круто пошла вверх, точно вела на небо. Конь, низкорослый и лохматый, напрягаясь, вытягивая тело, упрямо и цепко стучал копытами по камням.

А Колька бросил на луку поводья, привстал на стременах и запел. Пел он так, как когда-то пели его отец, дед и прадед — о том, что видел, а главное, о том, что накопилось на душе и рвалось наружу:

Ай-ля-ля, ай-ля-ля!

Скоро мы поженимся,

Хорошо заживем,

Ой, счастливо заживем…

Вот и вершина перевала. Солнце где-то далеко, внизу. А небо, кажется, стало ближе. Чистое и голубое, как Клавина косынка.

Вдруг послышалась песня. Вскоре из-за поворота показалась лошадь, впряженная в телегу. Под солнцем поблескивали алюминиевые фляги с молоком. Чуть приотстав, шли гурьбой девушки-доярки в цветастых сарафанах.

Колька, пропустив подводу, попер конем на девушек.

— Но-но, не очень! Не дури! — шутливо крикнула пышногрудая девушка с толстой косой до пояса. — Скажу вот Клаве!

Кольке стало приятно от слов девушки. Он рассмеялся и свернул на тропу. Девушки что-то кричали вдогонку и хохотали, но Колька уже не слушал их. Перекинув на одну сторону седла ноги, он закурил. Сейчас он спустится в лог, поднимется вон к тому кедрачу и оттуда увидит аил отца. Он теперь, наверное, чай кипятит. Любит чай, как все старики. Отец, конечно, обрадуется, когда узнает о свадьбе. Клава нравится ему.

В логу солнце не выпило еще росу, и высокая трава и кустарник стояли все сизые. Было прохладно, и от малейшего прикосновения к ветвям на Кольку сыпались прозрачные свежие капли.

Вдруг конь всхрапнул, вскинул голову.

— Ты что? — Колька ободряюще хлопнул коня по шее, толкнул в бока каблуками сапог. Конь, прядая ушами, храпел и пятился. А со дна лога косогором мчались коровы. Ослепленные страхом, мчались наугад, куда придется.

Колька выпрыгнул из седла и, заряжая ружье, побежал вниз, наперерез коровам. «Похоже, сам хозяин тайги! — подумал Колька. — Только бы не успел задрать корову».

Путаясь в траве, Колька выскочил на круглую покатую поляну. И сейчас же ближний куст вздрогнул — из него проворно вывалился медведь.

Они стояли один на один. Человек и матерый зверь. Их взгляды встретились. Колька понял, что медведь обозлен: человек осмелился помешать ему, встать на пути.

Гулкий выстрел еще блуждал между стволами деревьев, а приподнявшийся на дыбы зверь медленно, будто нехотя, осел и повалился. Выждав несколько секунд, Колька осторожно подошел к медведю, ткнул его стволами. Готов.

Колька вытер ладонью потный лоб, облизал пересохшие губы. Захотелось курить. Он хлопнул по карману фуфайки, нащупывая папиросы, и, сам не зная почему, оглянулся. Совсем рядом, в каких-то двух метрах, стоял второй медведь. Колька едва успел вскинуть ружье.

Сквозь легкую голубоватую пелену дыма Колька увидел красную, оскаленную пасть зверя. Он толкнул в нее стволом. Медведь ударил лапой по ружью так, что оно отлетело. Колька, перескочив валежину, бросился за ближайшую сосну.

Схватясь за дерево, он остановился. Мелькнула мысль: «Дерет с лица…» А медведь привстал, развел когтистые лапы. Он не особенно спешил: уверен в победе над безоружным человеком.

Пригнув голову, Колька стремительно бросился под медведя. Зверь перелетел через него и оказался за спиной. Колька вскочил, изловчась, схватил медведя за уши, изо всех сил стал давить к земле. Нож!

Хотя Колька быстро выхватил нож и, вцепившись в лезвие зубами, раскрыл его, медведь успел мазнуть лапой по скуле. Удар скользящий, но все равно голова Кольки наполнилась шумом. Покачнувшись, Колька взмахнул ножом раз, второй…