Дороги любви - [51]

Шрифт
Интервал

Приезжайте, Леня. Мы все Вас ждем – Катюня, я и мама».

Ну все, уф-ф! Яснее, кажется, и не скажешь. Она откровенно сделала ему предложение. Стыдно? Признаться, да. Но ради этой девочки, вошедшей ей в сердце как заноза, которую уже не вытащить, она была готова и не на такое. И так уже нарушила закон, пользуясь своим служебным положением. Это ведь можно квалифицировать как должностное преступление. Но ей все равно. Лишь бы только видеть улыбающееся личико этой малышки и ее сияющие радостью глазки. И услышать еще раз ее робкое «мама». За это можно многое отдать и на многое пойти. За это она готова пустить в ход и зубы, и когти, подобно волчице, защищающей своего детеныша. А уж выйти замуж за такого интересного мужчину, как Леня, – если повезет, конечно, и он согласится, – и вовсе подарок судьбы. Неожиданный, незапланированный, но, пожалуй, приятный. При условии, что удастся избавиться от страха перед мужчиной, да. Но ради ребенка…

Чтобы не струсить и не отступиться от принятого решения, Ветка сразу же заклеила конверт и написала адрес. А потом прямо среди ночи выскочила на улицу и опустила письмо в почтовый ящик, благо тот висит на углу их дома. И только потом отправилась в постель. Но и тогда уснуть смогла далеко не сразу. Очень уж серьезным было дело, которое она затеяла.

Утром мама с Катюней ходили по квартире тихонько и разговаривали шепотом – дали ей выспаться. А потом она выпила горячего крепкого чаю и приободрилась. Дело все равно уже сделано, и остается только ждать, что из этого получится.

Ответное письмо Леонида пришло через несколько дней, которые показались Ветке несколькими месяцами. Оно ожидало ее на столе в гостиной, а вокруг него пританцовывала Катюня.

– Что папа пишет, тетя Вета, а? – теребила она Ветку. – Бабушка сказала, что это от папы письмо.

Ветка бросила беспомощный взгляд на мать. Та и сама была бледная и взволнованная.

– Посмотри, дочка, – прошелестела она непослушными губами.

И Ветка решилась. Дрожащими пальцами вскрыла конверт и пробежала глазами по строчкам. А потом села на стул, закрыла лицо руками и расплакалась навзрыд.

Мать и Катюня засуетились возле нее. Девочка вскарабкалась ей на колени и принялась утешать, а мать протянула стакан воды.

– Папа пишет, что скоро приедет и будет теперь с тобой, – ответила она ребенку, справившись со слезами.

Потом повернулась к матери.

– Он сделал мне предложение, мама. Просит выйти за него и стать для девочки настоящей матерью, по закону.

И снова расплакалась, теперь уже всерьез. Все складывалось, казалось бы, хорошо, так, как ей хотелось. Но теперь на нее горой навалился страх. И что же она будет делать с этим мужчиной, большим и сильным? Она даже не представляет себе, как это – остаться с ним наедине. Не говоря уже о тонкостях отношений между мужчиной и женщиной. Тут она профан чистой воды. Она же никуда не годная женщина, разве такая нужна Леониду? А она, получается, навязала ему себя.

Размышлений хватило надолго. Ветка рассматривала сложившуюся ситуацию со всех сторон, и убеждала себя, и уговаривала. Казалось, уговорила.

Леонид приехал в середине марта. Оставил дома вещи, привел себя в порядок и явился в дом, где нашла пристанище, тепло и уют его маленькая дочка. Выглядел он не лучшим образом, был бледен и слегка растрепан, заметно волновался.

Войдя, он подхватил на руки Катюню, расцеловал ее и, опустив на пол, направился к неподвижно стоящей Ветке, тоже бледной и как будто окаменевшей. Заглянул ей в глаза и, внезапно опустившись перед ней на колено, поцеловал маленькие женские руки, одну, а потом другую.

– Простите мне все мои глупости, Вета, и будьте моей женой, – проговорил он хрипло, – подарите нам счастье, мне и Катюне. Я буду хорошим мужем, обещаю.

И, помолчав немного, добавил:

– Вы ведь не дали мне ответа в письме, и я жду решения своей судьбы.

Только теперь Ветка как будто ожила. Она тепло взглянула на мужчину.

– Я очень надеюсь, Леня, что ради ребенка мы научимся если и не любить друг друга, то хотя бы уважать.

Потом смущенно опустила глаза.

– Я ведь никуда не годная женщина, старая дева, – призналась она и покраснела как мак.

Леонид только улыбнулся.

– Ну, тут-то переживать не из-за чего, – проговорил он тихо, – это как раз самая малая из всех бед.

А потом взглянул на нее так, что у Ветки прямо колени подогнулись и волна озноба по спине прокатилась.

– И я с большой радостью превращу тебя, милая, в настоящую женщину, – прошептал у самых ее губ.

А потом обнял и поцеловал. Это оказалось так сладко и совсем не страшно. Ветка, расхрабрившись, улыбнулась, глядя прямо в его янтарные глаза.

– Я надеюсь на тебя, Леня, и верю, что ты хороший учитель.

И впервые в жизни в ее голосе появились кокетливые нотки – женщина наконец-то проснулась в ней и подняла голову.

10

Дальше было много хлопот, Леонид развил бурную деятельность, и довольно скоро они стали одной семьей. Трудно было понять, кто радовался этому больше всех, наверное, для каждого эти перемены стали негаданным счастьем. Катюня от радости и волнения не могла даже нормально спать несколько дней, и бабушке Лизе приходилось рассказывать ей сказки чуть ли не полночи, чтобы возбужденная этими событиями девочка могла угомониться и заснуть.


Рекомендуем почитать
Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Четвертое сокровище

Великий мастер японской каллиграфии переживает инсульт, после которого лишается не только речи, но и волшебной силы своего искусства. Его ученик, разбирая личные вещи сэнсэя, находит спрятанное сокровище — древнюю Тушечницу Дайдзэн, давным-давно исчезнувшую из Японии, однако наделяющую своих хозяев великой силой. Силой слова. Эти события открывают дверь в тайны, которые лучше оберегать вечно. Роман современного американо-японского писателя Тодда Симоды и художника Линды Симода «Четвертое сокровище» — впервые на русском языке.


Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.