Дороги любви - [49]

Шрифт
Интервал

После этого шумного и веселого праздника Ветка забрала Катюню домой на целых две недели. Татьяна Ивановна не возражала. А там девочку ждали красивая, хоть и не слишком большая елочка и подарки под ней. Радости ребенка не было предела.

Пришла телеграмма с далекого юга – это Леонид поздравлял с праздником всю семью, а не только свою дочь. В ответ Ветка написала ему письмо, где рассказала о том, как хорошо его дитя отпраздновало Новый год. Упомянула даже те стишки, с которыми девочка выступала перед многочисленной аудиторией. Ведь гостей на детский праздник собралось немало. О своей роли в организации этого чуда для обездоленных детей она, разумеется, не сказала ни слова, но этого и не требовалось. Леонид прочитал о том между строк, и сердце его в очередной раз залила волна горячей благодарности к этой молодой женщине, бескорыстно и щедро отдающей тепло своего сердца его дочери и другим детям, оказавшимся за гранью привычной уютной жизни в семье.

Отшумели праздничные дни, осыпались новогодние елки, и жизнь вошла в обычное русло. Январь подходил к концу, когда случилось неожиданное – Катюня заболела, причем сильно.

Вечером во вторник, когда Ветка уже собиралась идти домой, ей позвонила Татьяна Ивановна. Голос у женщины был непривычно взволнованным.

– Беда, Иветта Константиновна, Катюня заболела, – скороговоркой выпалила она. – Температура высокая поднялась и не падает, хоть я ей и дала лекарство. Я ее в изолятор положила. Вы бы зашли, а?

– Сейчас, Татьяна Ивановна, бегу. – Голос Ветки срывался от волнения, с детскими болезнями она ну совсем не знала, что делать. – Вы педиатра-то вызвали?

– И с этим беда, Иветта Константиновна, – удрученно отозвалась медсестра. – Елена Ильинична в отпуске, Александра Павловна к больной матери уехала, а Нина Григорьевна сама заболела, с высокой температурой лежит.

Ветка растерялась было, но потом сообразила, что делать.

– Так вы из соседнего района врача потребуйте, у нас же была договоренность.

– Да-да, – спохватилась расстроенная Татьяна Ивановна, – звоню уже.

Когда Ветка вбежала в помещение изолятора, на ходу скинув пальто, ее глазам предстала и вовсе удручающая картина. На больничной койке лежала Катюня, красная и распаренная от высокой температуры, неподвижная и вялая, словно поломанная кукла. Глазки девочки были закрыты, на лобике блестели капельки пота.

– Катюня, малышка моя, ты меня слышишь? – слишком громко от обуявшего ее страха спросила женщина.

Глаза девочки на миг открылись, мутные и покрасневшие.

– Мама … – прошелестела она и опять впала в беспамятство.

Тут уж Ветка не выдержала и разрыдалась в голос. Стало очень больно и страшно обидно оттого, что она, врач, ничего не может сделать для ребенка, который давно уже стал для нее родным.

Врач-педиатр из соседнего района появилась на удивление быстро. Это была женщина средних лет, опытная и решительная даже на вид. Она сразу же принялась за дело, быстро осмотрела ребенка, с помощью Татьяны Ивановны заглянула ей в горлышко и принялась готовить шприц, который достала из своей медицинской сумки. Потом наложила жгут на маленькую и худенькую, словно веточка, детскую ручку и медленно ввела лекарственное вещество. И только потом взглянула на сидевшую рядом Ветку, бледную и потерянную. И тут же накинулась на нее.

– Что же это вы, мама, совсем не занимаетесь своим ребенком, – сурово начала она, – родить родили, а дальше государству подкинули и руки умыли, так, что ли, получается? Вы же не совсем от девочки отказались, вот и занимайтесь ею хотя бы время от времени. Или уж откажитесь совсем. Тогда хоть приемные родители смогут дать ребенку все, что ему требуется.

Женщина, как видно, насмотрелась на своей работе под самую завязку на брошенных, никому не нужных детей, но так и не научилась оставаться к этому равнодушной. И все свое возмущение выливала на головы легкомысленных девиц, которые рожали детей, а потом и не думали заботиться о них.

– Бабочки, ну чистые бабочки, – пробурчала она, – звери лесные и те о своем потомстве пекутся.

Вета не стала объяснять сердитой женщине-врачу, что она никакая не мама, а ее коллега, только терапевт, а не педиатр, потому и растерялась. Не до объяснений было, слишком уж она за ребенка волновалась.

– Что с ней будет, доктор? – растерянно спросила Вета, будто и правда была какой-то безграмотной, легкомысленной девицей, а не дипломированным врачом.

Строгая педиатр слегка смягчилась.

– Страшного ничего, – сказала она, – полежит несколько дней и будет дальше скакать как зайчик. Вовремя меня вызвали, успели. Теперь только строго выполняйте мои назначения, и все будет в порядке. Но укреплять организм надо. И это уже ваша забота, мама. Пора и вам за голову взяться.

И она принялась давать указания Татьяне Ивановне, что и как давать ребенку в последующие дни.

– И не стесняйтесь, снова вызывайте меня, если что-то пойдет не так, – распорядилась строгая врач на прощание.

А потом от двери оглянулась и бросила взгляд на Катюню, уже не такую красную и распаренную.

– Девчушка-то хорошая какая, прелесть!

И вышла.

А Вета все никак не могла прийти в себя. Волнение немного отступило, но мысли навалились горой неподъемной, и все серьезные, дальше некуда. Пришло, видно, и для нее время принимать решение.


Рекомендуем почитать
Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Кишот

Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.


Я детству сказал до свиданья

Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.