Дорогая мамочка. Война во Вьетнаме глазами снайпера - [71]

Для такой закрытости было несколько причин. Основная из них состояла в том, что, будучи частью штаба подразделения, мы имели доступ к секретной информации. Также у нас было дорогостоящее вооружение. На черном рынке стоимость снайперской винтовки составляла две-три тысячи долларов, а за один небольшой винтовочный прицел ночного видения «Старлайт» для M-14 или M-16 можно было отхватить более восьми тысяч.

Находясь на базе, мы также старались избегать «ворчунов», чтобы снизить количество просьб от недовольных морских пехотинцев пристрелить их шкипера или ганни. Перед входом в наше расположение стоял ярко-красный знак, который в дружелюбном тоне уведомлял, что вы заходите на территорию снайперов, а в задней части расположения стоял большой, не очень дружелюбный, знак с нашей эмблемой, «Мрачный жнец», на котором ежедневно выставлялась цифра наших подтвержденных ликвидаций. За исключением случайного офицера или друга кого-либо из снайперов, я не припомню, чтобы кто-то смог объявится на нашей территории без разрешения.

Душевые были оставлены открытыми, чтобы принять весь тот поток людей, возвращавшихся из джунглей, поэтому нам с Роном пришлось прождать полчаса в длинной очереди морпехов. Парни, постоянно обитавшие в тылу на базе, не имели возможности попасть внутрь. По сравнению с остальными, они были чистыми, поэтому их твердо и неизменно оттесняли назад в конец очереди, пока, наконец, они не сдались и не вернулись в свои подразделения.

Мы вошли в душ полностью одетыми, чтобы смыть как можно больше грязи с нашей одежды и ботинок, а потом уже разделись прямо под струями холодной воды. Вода в душе всегда была холодной. После трехминутного душа мы схватили мокрую форму и быстро запрыгнули назад в свою палатку, где переоделись в чистую, сухую униформу.

Мы заняли свои места на полу и впервые за несколько дней почувствовали настоящую роскошь находится в сухости. Сразу же почистив свои винтовки, мы улеглись спасть.

Поздно вечером я почувствовал постоянно усиливающийся ветер, который затем стал сопровождаться потоком дождя. Вскоре ветер достиг силы урагана, и казалось, что потоки дождя идут во все стороны. Все наши усилия надежно закрепить палатку не сработали — ветер с силой задувал по ее полог, и вода заливалась внутрь. Вскоре мы снова вымокли, но крайний марш был настолько изнурительным, что растущая ярость шторма не помешала мне снова погрузиться в глубокий, но беспокойный сон.

Ночью вырубилось электричество. Кто-то повесил на опорном столбе палатки фонари, которые отбрасывали призрачные тени, качаясь вместе с движением палатки, которую ветер пытался сорвать.

Во сне я почувствовал странное ощущение. Я открыл глаза и увидел, что на моей груди сидит большая коричневая крыса, уставившись прямо на меня. Я подскочил, хлопнул крысу одной рукой, а другой потянулся к своему мачете. За то мгновение, которое понадобилось мне, чтобы подскочить на ноги, я, должно быть, использовал все ругательства, которые только были в моем словарном запасе. Я шагнул за крысой, споткнулся об одного спящего на полу человека и шлепнулся на другого. Они оба с криком проснулись, и вокруг меня начали появляться головы забеспокоившихся людей — палатка оказалась забита людьми.

— Блять, придурки, откуда вы все взялись? — заорал я.

Кто-то ответил мне:

— Нашу палатку сорвало ветром.

Остаток ночи я просидел, держа мачете на коленях, в ожидании возвращения крысы, но я знал, что она не вернется. Возможно, это просто разыгрались нервы из-за того, что вокруг меня было столько незнакомцев.

К середине утра следующего дня Ан-Хоа оказалась в эпицентре урагана. Над базой установилось жуткое затишье, тогда как вокруг, на некотором расстоянии от нее, клубились и закручивались в ярости облака. Не прошло и двух часов, как нас накрыл другой край шторма. Мы попытались максимально обсушить внутреннюю часть палатки и вывести лишних людей из нашего местоположения; у них было достаточно времени, чтобы починить свои собственные палатки.

Тридцать процентов палаток было снесено ветром, везде висели оборванные линии электропитания и телефонные провода, лагерь оказался завален мусором и обломками. Шторм ударил вновь, но он уже утратил большую часть своей разрушительной силы. Скорость ветра упала до 50 миль в час[80], а значительная часть его энергии ушла в виде сильнейших ливней.

Я только что выжил в эпицентре урагана, но не счел нужным писать об этом домой. Здесь я находился шесть месяцев, и все еще не понимал, насколько я заебался.

* * *

Снайперы-разведчики,

Ан-Хоа,

17 октября 1969 г.

Дорогая мамочка,

Уже поздно, но я постараюсь закончить письмо сегодня вечером. Только что получили известие, что на нас сегодня нападут, так что на наших М-14 уже установлены «Старлайты». Снайперы — единственные, кто может вести огонь изнутри периметра. Обычно, когда передают такого рода сообщения, вероятность нападения составляет около 50 процентов.

Похоже, у вас действительно наступила зима. Как бы плохи не были дела, надо радоваться. Я слышал, что есть места, где никогда не бывает снега. Догадываешься, какое место я имею в виду?